Лишь остановившись у ворот отеля Клиссон, собственности герцога де Гиза, шевалье с облегчением перевел дух. Две мрачные башни, глухая стена были настолько привычны для тринадцатилетнего графа, что он ощутил себя дома. Однако стоило воротам открыться, стоило путникам въехать во двор, как мальчишка потрясено охнул — и здесь, как и в имении Омалей, как и в Бретее, как и во многих других виденных по дороге замках, царил дух новомодного изящества, прежде познаваемого шевалье только по заказанным матушкой книгам.
Мишель вздохнул и окончательно присмирел, опустив голову. Даже когда шевалье де Броссар принялся наставлять воспитанника, напоминая, что к дяде Франсуа надо обращаться «ваша светлость», а к дяде Шарлю — «монсеньор», юный граф не пытался спорить, уверяя, будто знает этикет.
Два вельможи обернулись к новоприбывшим, и по их нарядам Мишель сразу догадался, кто из дядюшек был герцогом, а кто кардиналом. Однако не успел мальчик сообразить, были ли дядюшки похожи на виденные дома портреты, как лицо герцога де Гиза вытянулось и он вскочил, выдохнув только одно слово «Вы?!»
Господин де Броссар со всей учтивостью поклонился, а Франсуа де Гиз растерянно оглянулся, будто что-то потерял.
— Но… где же графиня? — наконец-то вымолвил он.
— Ее сиятельство вдовствующая графиня де Бар пребывает в Бар-сюр-Орнен, — немедленно удовлетворил любопытство герцога достойный дворянин. — В ее лета было бы безрассудно пускаться в полную превратностей дорогу.
Франсуа де Гиз нахмурился. Кардинал Лотарингский улыбнулся.
— Надеюсь, сестра пребывает в добром здравии? — с участием поинтересовался Шарль де Лоррен.
— Несчастная графиня замкнулась в своем горе и бежит светских удовольствий, — ответил господин де Броссар.
Мишель де Бар вспомнил любимые матушкой танцы, верховые прогулки и музыкальные вечера и подумал, что матушка никогда не казалась ему несчастной, убитой горем женщиной. Однако тон воспитателя был полон такой неподдельной скорби и участия, что Мишель вообразил, будто за то время, что ему пришлось провести в Бар-сюр-Орнен, господин де Броссар не имел возможности познакомиться с его матушкой поближе.
Додумать свою мысль до конца мальчик не успел, потому что дядюшка Гиз неожиданно вспыхнул и заявил, будто не намерен терпеть провинциальные манеры племянника. «Если графу де Бар угодно зевать в его присутствии, — самым жестким тоном заявил он, — то графу де Бар стоит немедленно отправиться в постель, а на будущее поучиться манерам, дабы не оскандалиться в присутствии короля».
В носу Мишеля предательски защипало, и он безропотно поплелся за слугами, призванными устроить юного графа на новом месте. Даже слова дядюшки Шарля «Что ты хочешь от принцессы?», сказанные со странной смесью мечтательности и самодовольства, не утешили шевалье и не подсказали, что причиной недовольства дяди был не он сам и даже не его открытый рот, а отсутствие матушки. Только следующим утром, когда господин де Броссар решительно откинул полог кровати подопечного, громко провозгласив «Вставайте, граф, вас ждут великие дела», юный граф ощутил, что жизнь не так уж и плоха, и он может одеваться.
Примерка и подгонка по фигуре нового костюма еще больше приободрили шевалье, и на встречу со старшим дядюшкой мальчик отправился радостным и довольным — таким, каким его привыкла видеть матушка в лучшие дни. На этот раз юный шевалье смог убедиться, что портреты ничуть не льстили дяде, только борода его светлости оказалась длиннее, а светло-голубые глаза были холодны, как лед. И все-таки дядюшка был очень красив, и Мишель пообещал себе нарисовать его… когда-нибудь… потом…
— Долго спишь, Жорж… — без особой сердечности произнес герцог.
Мальчик удивленно вскинул голову:
— Меня зовут Мишелем, дядя, — сообщил он, не заметив предостерегающего взгляда господина де Броссара.
Гиз поморщился.
— Имя «Мишель» годится для Бар-сюр-Орнен, племянник, но никак не для двора. «Ролан» — напоминает все эти новомодные романы, — последнее было произнесено с таким презрением, словно герцог питал отвращение ко всяким проявлениям изящной словесности, — «Готье» — слишком старомодно, а «Ален» годиться разве что для деревни. Нет, племянник, если ты хочешь занять подобающее место при дворе — тебе надо взять имя «Жорж». Оно достаточно решительно и благородно. Конечно, если бы среди твоих имен были имена «Франсуа» или «Генрих», я бы посоветовал тебе остановиться на одном из них. Но — что делать? — мой брат и невестка всегда были несколько сумасбродны…
Мишель де Бар густо покраснел, чувствуя, что должен что-то сказать. Что-то резкое и злое, но взгляд наставника заставил его прикусить язык.
— Анри! — Из глубины кабинета вышел нарядный белокурый мальчик года на два или три младше Мишеля, однако почти одного с ним роста. — Это твой кузен, Анри, вы будете вместе учиться. Он принадлежит к младшей ветви нашего дома. Ну, что ж, отправляйтесь играть. После обеда, Жорж, ты сможешь осмотреть Париж.
Сбитый с толку неприязненным обращением дяди, шевалье Мишель послушно покинул кабинет. Анри де Жуанвиль, старший сын герцога, вышел вслед за ним.
— Ты в партии[2] играешь? Или в суль[3]? — перво-наперво поинтересовался сын Гиза.
— Я в шикан[4] играю… — сообщил Мишель, никогда прежде не слышавший названных кузеном игр.
— Ну, это только для деревни! — пожал плечами Анри. — А в мяч[5] ты играть умеешь?
— Нет, — юный граф вызывающе выпрямился. — Зато я рисовать умею! Я даже тебя могу нарисовать.
— Правда?! — глаза Жуанвиля загорелись. — Ты можешь сделать мой портрет?
— Конечно, могу, — подбоченясь, заявил мальчик. Отвечая подобным образом, Мишель де Бар несколько покривил против истины, ибо умея рисовать — рисовал только карандашом. Мечта же сотворить что-либо красками пока так и оставалась мечтою. К счастью, для Анри де Жуанвиля подобные тонкости не имели значения и он смотрел на кузена в восторженном благоговении.
— Здорово… — протянул мальчик. Среди его знакомых не было никого, кто умел бы рисовать, так что юный принц не успел узнать, что занятие это не считается благородным.
— А еще я охотиться умею, — решил закрепить произведенное впечатление Мишель. — На волка, оленя и даже на кабана. И стреляю я метко.
Анри де Жуанвиль приоткрыл рот. На охоту отец брал его только раз, да и то заявил, будто та охота годилась разве что для дам. А его кузен охотился на кабана… как взрослый шевалье.
— Везет же тебе, — позавидовал кузену юный принц. Новоявленный родственник более не казался мальчику провинциальным и странным, и он решил, что с ним стоит подружиться. — Зато… я тебя в суль играть научу и в парти. Знаешь, это совсем не сложно. Раз ты в шикан играешь — в парти тоже научишься.
