Завтра наступило совсем не быстро, как всегда наступает завтра, когда его нетерпеливо ждут. С утра во двор замка свезли невероятное число бочонков с элем; украшенные венками из листьев, они должны были смиренно ждать, когда их присутствие удостоят вниманием. Праздник обещал быть великолепным; во всех комнатах стояли охапки цветов, музыканты настраивали инструменты, а приглашенные толпами съезжались в замок.
Час, на который было назначено венчание мисс Линдсей и Уильяма Гэмвелла, приближался; Мод в прекрасном платье ждала Уильяма в зале, но Уильяма все не было.
Сэр Гай послал на поиски слугу.
Слуга обошел весь парк, все помещения замка, повсюду звал, но ему отвечало только эхо собственного голоса.
Робин Гуд и братья Уильяма сели на лошадей и обыскали нее окрестности, но не нашли никаких следов Уильяма и не сумели ни у кого ничего о нем узнать.
Гости разделились на группы и обыскали местность с другой стороны, но тоже напрасно.
К полуночи вся семья в слезах собралась вокруг Мод, уже целый час лежавшей без сознания.
Уильям исчез.
Как мы уже сказали, барон Фиц-Олвин привез в Ноттингемский замок свою красавицу-дочь леди Кристабель.
За несколько дней до исчезновения бедного Уилла барон Фиц-Олвин сидел в одной из комнат своих личных покоев, а напротив него расположился маленький старичок в роскошном платье, сплошь украшенном золотым шитьем.
Если бы богатство могло состоять в уродстве, то мы бы сказали, что гость барона был необычайно богат.
Судя по его лицу, этот щеголеватый старик был намного старше барона, но он, казалось, и не вспоминал о своем возрасте.
Похожие на старых морщинистых и гримасничающих обезьян, они вполголоса беседовали, и по тому, как каждый из них хитрил и льстил другому, было видно, что они пытаются прийти к соглашению по какому-то важному для них обоих вопросу.
— Вы уж очень суровы со мной, барон, — сказал уродливый старик, качая головой.
— Богом клянусь, нет, — живо возразил лорд Фиц-Олвин, — я стараюсь обеспечить счастье своей дочери, вот и все, и прошу вас верить, дорогой сэр Тристрам, что у меня нет никаких задних мыслей.
— Я знаю, что вы хороший отец, Фиц-Олвин, и что счастье леди Кристабель — единственная ваша забота… Так что же вы собираетесь дать в приданое вашей любимой, дочери?
— Я же вам уже сказал: пять тысяч золотых в день свадьбы и столько же немного позже.
— Надо уточнить дату, барон, надо уточнить дату, — проворчал старик.
— Ну, скажем, через пять лет.
— Срок большой, и потом вы даете дочери чересчур скромное приданое.
— Сор Тристрам, — сухо сказал барон, — вы уж слишком долго испытываете мое терпение. Прошу вас все-таки вспомнить, что дочь моя молода и красива, а вы этими достоинствами могли обладать лет пятьдесят тому назад.
— Ну-ну, не надо сердиться, Фиц-Олвин, я ведь с добрыми намерениями: я рядом с вашими десятью тысячами могу положить миллион золотых, — да что я говорю миллион? — два миллиона.
— Я знаю, что вы богаты, — прервал сэра Тристрама барон, — к сожалению, мне до вас далеко, но, тем не менее, я хочу, чтобы моя дочь стала одной из знатнейших дам Европы. Я хочу, чтобы положение, которое займет леди Кристабель, было не ниже, чем у королевы. Вы знаете о моих честолюбивых отцовских замыслах и все же отказываетесь вручить мне сумму, которая помогла бы их осуществить.
— Не могу понять, дорогой Фиц-Олвин, чем может повлиять на счастье вашей дочери то, останется в моих руках половина моего состояния или нет. Все доходы от миллиона, от двух миллионов я отпишу леди Кристабель, но сам капитал будет принадлежать мне. Вам не стоит беспокоиться, я обеспечу своей жене королевское существование.
— Это все выглядит прекрасно… на словах, дорогой Тристрам, но позвольте вам заметить, что, когда между супругами существует такая большая разница в возрасте, это часто ведет к непониманию в семье. Может случиться так, что прихоти молодой женщины станут вам невыносимы и вы заберете то, что дали. Если же половина вашего состояния будет в моих руках, я буду спокоен за счастье дочери, ей нечего будет бояться, а вы сможете ссориться с ней сколько вам будет угодно.
— Ссориться?! Вы шутите, дорогой барон, в жизни не случится с нами такого несчастья. Я так люблю вашу нежную голубку, что побоюсь ее огорчить. Я уже двенадцать лет надеюсь получить ее руку, а вы думаете, что я стану перечить ее прихотям! Да сколько бы их у нее ни было, она будет богата и сможет их все удовлетворить.
— Позвольте вам сказать, сэр Тристрам, что если вы еще раз откажетесь удовлетворить мою просьбу, я, не обинуясь, беру свое слово обратно.
— Вы уж очень спешите, барон, — проворчал старик, — давайте еще раз все хорошенько обсудим.
— Я сказал все, что должен был сказать; мое решение принято.
— Не упрямьтесь, Фиц-Олвин. Ну, а если я вам дам пятьдесят тысяч золотых?
— Вы что, оскорбить меня хотите?
— Оскорбить?! Как вы плохо думаете обо мне, Фиц-Олвин!.. Ну, скажем, двести тысяч?..
— Хватит, сэр Тристрам. Я знаю размер вашего состояния, поэтому принимаю эти предложения как насмешку. Что мне ваши двести тысяч?
— Разве я сказал двести тысяч, барон? Я хотел сказать пятьсот тысяч — пятьсот, слышите? Очень приличная сумма, ведь вполне приличная?
— Приличная, — согласился барон, — но вы только что сами мне сказали, что могли бы положить два миллиона рядом со скромными десятью тысячами моей дочери. Так дайте мне миллион, и завтра же моя Кристабель станет вашей женой, если вы этого хотите, мой добрый Тристрам.
— Миллион? Вы хотите, чтобы я доверил вам миллион, Фиц-Олвин? Это и вовсе нелепо: не могу же я, будучи в здравом уме, вручить вам половину моего состояния!
— Вы что, сомневаетесь в моей честности и порядочности? — раздраженно воскликнул барон.
— Нисколько, дорогой друг, нисколько.
— Вы подозреваете меня в том, что у меня есть еще какой-либо интерес помимо счастья моей дочери?
— Я знаю, что вы любите леди Кристабель, но…
— Что «но»? — поспешно прервал его барон. — Решайтесь немедленно, или я навсегда отказываюсь от принятых мною обязательств!
— Вы даже не оставляете мне времени подумать. В это время в дверь осторожно постучал слуга.
— Войдите, — сказал барон.
— Милорд, — доложил лакей, — прибыл гонец от короля со срочными известиями; он ждет позволения вашей светлости, чтобы сообщить их.
— Проводите его сюда, наверх, — ответил барон. — Ну, а теперь, сэр Тристрам, вот вам мое последнее слово: если до прихода гонца, а он будет здесь через две минуты, вы не согласитесь исполнить мои желания, не видать вам леди Кристабель.
