— Не извольте беспокоиться, ваша милость!
То принес угольков, затем сходил за ковром. В один из его углов он тайком воткнул иглу, вытащенную из укромного места в дверном проеме. После этого мальчик лег и притворился спящим. Скоро Хунг Мун затих.
Хуа встал и для проверки подошел к кровати, нарочно не заглушая шаги. Взял горшок, уронил крышку. Управляющий храпел, как сказочный удалец, проспавший сто лет. Стояла уже середина ночи.
Мальчик сел рядом с чайником и стал думать, глядя на тлеющие угли.
Дедушку уже не спасти. Отомстить Хун Хсиучуану сейчас не удастся — до него не доберешься, у дверей спальни торчит телохранитель. Оставаться здесь нельзя, милости юйши известны — натешится, а потом охолостит, как жеребенка, и продаст в евнухи. Как убежать из дома? Нужно сначала выйти из комнаты — это легко. Хунг Мун дрыхнет сном праведника. В чжан-тане никого нет, но в прихожей стражник. Даже если удастся обмануть его и выскочить во внутренний дворик — по пути к воротам еще несколько головорезов. А пусть и удастся вырваться из ловушки, куда бежать? Ладно, об этом надо думать потом. Сейчас одно лишь ясно: Хунг Муна надо уничтожить! Отомстить, если не господину, то хоть слуге!
Дедушка много раз рассказывал ему, как убивают людей длинной иглой шпионы и преступники, монахи Шаолиня и проститутки, польстившиеся на богатства клиента. Пришло время применить услышанное и усвоенное на деле.
Мальчик вытащил иглу из ковра, сжал в кулачке за спиной и подкрался к спящему. Тот лежал на боку лицом к стене. Руки покоились под одеялом. Фаянсовый изголовник То валялся где-то рядом — он не вмещал голову взрослого.
То поднял руку, целя иглой в ушное отверстие — и отвел ее; отступил на шаг, не в силах унять дрожь. Страшно-то как! Неужто он, не обретший еще силу мужа, не надевший шапку совершеннолетия, способен умертвить живое? Может, лучше покончить с собой, как мама? Нет, это не путь для мужчины! За поругание, за полное уничтожение рода надо мстить. И возраст тут не оправдание. Раз больше некому отплатить обидчику злом за зло, это должен сделать единственный уцелевший в семье, хотя бы и отрок.
Хуа решительно шагнул к постели, таща за собой коврик. Левой рукой вставил иглу в ушное отверстие, правой взял свой изголовник… Сделал глубокий вдох…
Унял дрожь в руках…
Задержал дыхание…
И резко ударил изголовником по игле, как молотком по гвоздю!
Тело спящего изогнулось дугой, издало хриплый стон. Хуа снова ударил по игле, наполовину вошедшей в череп, потом начал беспорядочно колотить изголовником по голове, плечам Хунг Муна. Опомнившись, уронил свое оружие и набросил на бьющегося в конвульсиях управителя коврик, сверху навалился сам. Руки и ноги Хунг Муна путались в одеяле.
Агония длилась недолго, как и предсказывал дедушка…
Не снимая коврика и не глядя на труп, Хуа побрел к чайнику и попытался раздуть угли, чтобы подогреть себе вина. Он не мог контролировать дыхание, несколько угольков упали на пол и ковер. Хуа хотел подобрать их. Трепещущие пальцы не повиновались. От ковра потянуло струйкой дыма, посередине его завозился маленький красный червячок пламени.
Хуа тупо смотрел, как червяк рос, превратился в ящерку. Что делать? Позвать на помощь? Чтобы его тут же убили в отместку за Хунг Муна? Самому тушить? Стоит ли? Пусть все исчезнет в очищающем огне!
Ящерка превратилась в змейку.
Душа и совесть его сопротивлялись, уговаривали: загаси! В деревянном городе нет ничего страшнее пожара, из-за одного запылавшего дома может погибнуть Чжэнчжоу. Поджигательство — тягчайшее из преступлений.
Змейка увеличилась до размеров питона.
Хуа нерешительно протянул руку к пламени — и отдернул, ощутив ожог. Боль вывела его из шока, он снова стал здраво рассуждать. Пожар поможет выбраться отсюда. Дом стоит несколько на отшибе, огонь не сразу перекинется на соседние жилища. Если собрать народ, пожару не дадут распространиться. Но сам он успеет исчезнуть в возникшей суматохе. Юйши-то как взбесится! Снова его новую собственность уничтожат, снова убытки. А вдруг и сам Хун Хсиучуан не выберется из пламени!
То даже стало чуть-чуть легче от этой мысли. Он рассыпал угли по всей комнате. Потом пробрался на кухню, набрал на поднос из печки еще углей, разбросал в кладовке, коридоре и гостином зале. Удостоверившись, что огонь уже достаточно силен и его не потушить малыми силами, мальчик кинулся в прихожую, где дремал стражник.
— Пожар! — не своим голосом завопил То.
Охранник недоверчиво повел глазами и вдруг сморщил нос — ему в ноздри ударил запах дыма.
— Господин велел мне поднять тревогу в городе! Выпустите меня, а сами займитесь тушением. Сейчас придет подмога.
То выскочил во двор и помчался к воротам, вопя изо всей мочи:
— Пожар, пожар!
Стражники быстро сбежались к нему.
— Господин послал меня поднять тревогу в городе. Откройте ворота, а сами спешите в дом, спасайте имущество юйши.
Очутившись на улице, То пробежал несколько кварталов с криком: «Дом семьи Хуа горит!», затем смолк и свернул в темный переулок. Там он стал у забора, чтобы отдышаться.
«Куда теперь? У дедушки немало друзей, не только Ло Гуан. Они приютили бы. Но Хун Хсиучуан наверняка обвинит меня в убийстве управляющего и поджоге. Все знакомые отвратят лик от юного преступника. В Чжэнчжоу оставаться нельзя. Не стоит также пробираться к маминым родственникам в провинцию Хунань — там мстительный юйши будет искать в первую очередь. Путь один — в храм Шаолинь. Если не удастся туда поступить, пойду на гору Хаомин — к даосам».
То осмотрел себя. Носи он прежнюю богатую одежду, стража у городских ворот наверняка обратила бы на него внимание. Но сейчас на нем халат и штаны из простой рогожи, надетые в знак траура. Денег — ни единого лана. Припасов — ни крошки. Жаль, не додумался что-нибудь захватить из дома. Впрочем, до того ли было! И головорезы Хун Хсиучуана заподозрили бы неладное, если бы мальчишка что-либо нес с собой.
«Я нищий, бездомный сирота. От обычного уличного побирушки отличаюсь только тем, что одежда пока чистая и не оборванная. Но это различие скоро устранится…»
На рассвете он с утренней толпой без помех покинул город. Просил подаяние, крал еду, где мог. Его дважды били профессиональные нищие, в чьи угодья он вторгался без разрешения, трижды насиловали пьяные бродяги-соночлежники. В одной из деревень его пытался прибрать к рукам местный Ван нищих, в другой чуть не посадили в тюрьму за воровство. Все же каким-то чудом Хуа То добрался до великого храма, успев почти к сроку — дню моления у текучих вод.
