– Разреши ей перебраться сюда, – продолжал Перье. – Или хотя бы позволь ей изредка навещать меня.
– Ты, верно, совсем рехнулся, любезный братец. Все знают, что я прибыл в Париж с дочерью. Уж не думаешь ли ты, что я допущу, чтобы в один прекрасный день она исчезла, дав пищу всяким кривотолкам, до которых так охочи все эти придворные болтуны… Или позволю ей одной бродить по Парижу… Если мне неудобно появляться в этих местах, то девушке и вовсе не пристало!
– Дай ей провожатого.
– У меня нет второго слуги. Своего я отдал тебе…
– Но, Анри, по правде говоря, этот мрачный человек больше напоминает не слугу, а тюремщика. Скажи правду, зачем ты держишь меня взаперти?!
– Я же тебе сто раз объяснял! Ты знаешь, что, когда я был в Италии, я завязал там некоторые знакомства, хотя я человек необщительный, как, впрочем, и ты. Знакомства чисто профессиональные. Волею судьбы, один из врачей, с которым я свел знакомство в Венеции, доктор Рудольфи, знал тебя по Клермон-Феррану. Он одно время пользовал какого-то господина по имени Жан Гитон, которого Ришелье сослал в этот город. Этот Рудольфи принял меня за тебя, а я не стал его особенно разубеждать, так как он считал тебя весьма искусным медиком и сразу рекомендовал меня нескольким состоятельным пациентам. Я тоже не профан, и мне удалось соответствовать твоей, братец, репутации. Этот Рудольфи знал, что у меня, вернее, у тебя были какие-то неприятности с местной инквизицией… Знаешь, ничто не распространяется так быстро, как лесной пожар и слухи! У меня сложилось впечатление, что этот итальянец не друг нашему кардиналу, чтобы не сказать больше. Зато он хорошо знал флорентийку, что доводится матерью нашему нынешнему королю. Зная о моих финансовых затруднениях, он обещал похлопотать за меня перед королевой-матерью. Свое обещание он сдержал, хотя, говоря по правде, я тоже кое-чем ему отплатил, и он мне тоже обязан ..
Конечно, я мог бы отправить в Париж тебя, но, и это я тоже говорил тебе сотню раз, ты совершенно неприспособленный человек. При дворе всегда найдутся враги и злопыхатели, готовые оклеветать тебя в глазах властительницы. Тебя попросту бы съели, любезный братец.
Ты не продержался бы в Люксембургском дворце и пары недель. Что там! Недели бы не прошло, как тебе пришлось бы гадать по звездам прохожим вместе с шарлатанами с Нового Моста.
– Что правда, то правда, – тихо согласился Перье. – Царедворца из меня не получилось бы. Но лечить людей я умею.
– Вот поэтому-то я и попросил тебя приехать в Париж следом за нами. Мы же не могли ехать втроем. Никто не должен знать, а тем более видеть двух Антуанов Перье рядом друг с другом.
Антуан Перье устало вздохнул и опустил голову.
– Ты все правильно говоришь. И когда я тебя слушаю – выходит, будто ты всегда прав. И глупо возражать… Но сердцем я чувствую, что все идет как-то не так…
– Как «не так»?! – резко спросил Бежар.
– Не так, как надо… и… не так, как ты говоришь, прости меня и не обижайся за эти слова. С тех пор как ты увлекся поисками «эликсира», занялся черной магией… ты очень сильно переменился, Анри. И переменился не в лучшую сторону.
– Только не надо снова читать мне проповедь! – повысил голос Бежар, злобно взглянув на старшего брата.
– И все-таки ты должен понять, что я говорю так, быть может, резко, желая тебе добра. Мы с тобой братья, хотя отцы у нас разные, но мать – одна. Мне отнюдь не безразлична твоя судьба…
– Вот именно! – приходя во все большее раздражение подхватил Бежар. Было ясно, что затронутая Антуаном Перье тема – его больное место. – Вот именно – у нас разные отцы. И мне с детства этим тыкали в нос. И ты тоже! Еще бы! Ты можешь гордиться своим происхождением; предок – почтенный человек и все такое… А мой отец – негодяй, нашедший конец на Гревской площади, так, что ли?
– Как ты можешь так говорить?! – вскричал Перье. – Ты просто приводишь меня в отчаяние. Ты глух и слеп. Злость ослепила тебя! Вспомни, что я говорил тебе, вспомни, что я предупреждал тебя…
– Если ты имеешь в виду небылицы, которые плетет моя дорогая племянница, то можешь не трудиться, я знаю их наизусть. И не верю им ни на вот столько! – И Бежар презрительно щелкнул пальцами.
– Ох, Анри! Анна редко ошибается. Вся надежда на то, что ты родная кровь, а близким людям она не может предсказывать будущее.
– Я тебя уже несколько раз предупреждал: лучше не заговаривай со мной о своей полуспятившей дочке. Она мне и так порядочно надоела! – вскричал Бежар, плохо управляя собой.
Перье выпрямился.
– Тогда, сделай милость, отпусти-ка ее со мной из Парижа. Мы не будем висеть на твоей шее, как ты сам говоришь.
– И отпустил бы! Да не хочу, чтобы вы подохли с голоду!
– Поверь, Анри, что как-нибудь мы сумеем прокормиться.
– Это ты сейчас такой храбрый, любезный братец Антуан. Но не пройдет и месяца, как полицейский комиссар сообщит мне, что задержаны два оборванца, которые называют себя моими родственниками. И мне снова придется взять вас к себе на иждивение.
– Этого не случится.
Бежар внимательно посмотрел на старшего брата. Перье твердо выдержал его взгляд.
– Я бы отпустил девочку к тебе, если бы…
– Если бы – что?!
– Если бы ты написал расписку.
– Давай перо и диктуй! Что мне писать?!
– Напиши, что не будешь предъявлять мне никаких претензий, если тебе придется туго. И про Анну – тоже.
– Что написать про Анну?
– Что ты будешь сам заботиться о ней и не станешь приставать к лейб-медику королевы-матери с тем, чтобы он позаботился о дорогой племяннице.
Перье только головой покачал. После этого он взял перо и собрался писать, но младший брат остановил его.
– Постой, я сейчас принесу тебе хорошую бумагу, она плотнее, чем эта и долго не желтеет.
Перье пожал плечами.
– Бедняга, Анри, – проговорил он с тяжелым вздохом.
Между тем Бежар выбежал в коридор и спустился по лестнице в темный чулан, где беспорядочно были навалены какие-то ящики.
– Хорошо хоть, что кое-какие нужные вещицы у меня хватило ума оставить здесь, – пробормотал он под нос, роясь в привезенных из Нанси пожитках. – Все-таки придется сходить на улицу Медников! Нельзя упускать такой случай. Только сначала ты собственноручно подпишешь свой приговор, дорогой братец. Зато поможешь мне!
Наконец он, видимо, нашел то, что искал, и, уже не спеша возвратился к ожидавшему его Антуану Перье.
– Вот тебе бумага. Сделай копию на всякий случай.
Антуан Перье взял перо, обмакнул его в чернила и написал на принесенном Бежаром листе бумаги несколько строк.
– Подпишись поразборчивее, – сказал Бежар, глядя на брата.
– Ты что смотришь на меня так странно? – спросил Перье, покончив с занятием, которое, очевидно, его тяготило.
