После этого представления теперь любой прием в знатном доме во многом зависел от того, будет или нет на приеме Агнесса де Водан. Отвечала она на приглашение, значит, сборы будут полные. Если нет, напрасны все старания хозяев.
Ей, воспитанной на воле, все это быстро наскучило. И если бы не мать, ее давно бы не было в Париже. А из-за нее разгорелись дуэли. Молодому Тибо показалось, что молодой Дампьер стал более преуспевать в ухаживании. Повод для дуэли нашелся. И они дрались. Победил Тибо, а Дампьер две недели провалялся в постели. Чтобы как-то поуменьшить страсти, кто-то посоветовал герцогине пожить некоторое время у себя на юге. О своих намерениях она поведала Тибо, и тот был на седьмом небе от счастья. Ибо ему представлялась возможность в первозданной глуши, в отсутствие других соперников, раскрыть свои чувства и покорить эту гордую, неприступную красу. Он все сделает для этого, не пожалеет никаких денег, тогда никто не сможет с ним состязаться. Он! Только он будет победителем!
Крестьянская телега, запряженная парой изнуренных лошадей, медленно подъезжала к Парижу. На ней сидели трое крестьян, которые везли пару бочек соленой рыбы. Мужики за долгую дорогу привыкли к рыбьей вони, но свежий человек чувствовал этот запах за целое лье. По их бедной одежонке можно было судить, что это «добро» они везли на продажу. Только непонятно, зачем в Париж. Там этого товара и без них хватало. Наверное, рассчитывали продать подешевле, у себя и этого не взять, а на эту деньгу купить кое-какую одежонку. Над простаками посмеивались, но они упрямо продолжали путь. И вот далеко на горизонте появились городские очертания. Это были крепостные стены с башнями.
Их спокойную езду едва не нарушила чья-то карета, ехавшая им навстречу. Не то возница заснул, не то выбитая колея повела, но карета едва не столкнулась с крестьянской телегой. Возница не выдержал и крепко ругнулся. Он даже замахнулся было кнутом, но, встретив решительный взгляд рослого бородача, медленно опустил руку.
На шум в окне кареты показалось женское личико. Взгляд незнакомки задержался на этом решительном бородаче. Она даже тихонько вскрикнула:
– Неужели он?
– Кто еще там? – раздался женский голос. – Что там случилось, Агнесса?
– Мама, это… он.
– Кто он? – мать, отстранив дочь, выглянула в окошко. – Простые крестьяне, Агнесса. Не сходи с ума. Ты уже в каждом мужчине начинаешь видеть его. Это к добру не приведет. Его нет. Нет в живых. И ты брось всякие ссылки на свое чутье. Чтобы я больше этого не слышала.
Голос был категоричен, требователен. В нем не было и нотки сочувствия. Такой тон заставляет человека замкнуться в себе. То же случилось и с Агнессой. Они почти всю дорогу ехали молча. Матери это нравилось. Ей не мешали строить воздушные замки.
Этот крестьянин был несколько озадачен. Поняли его и напарники, спросив:
– Что случилось? Уж не знакомую ли увидел?
– Нет! Просто показалось.
– Бывает, – сказал один из них.
Под вечер, когда сумрак начинает путать краски, у ворот графского дома остановилась крестьянская телега. Высокий крестьянин бросил одному из них:
– Стучи, – и показал на ворота.
Мужик соскочил с телеги. Подойдя к воротам, робко постучал.
– Стучи сильнее, – приказал высокий.
Мужик, осмелев, забарабанил что есть мочи. Вскоре послышался чей-то голос:
– Чево надо?
– Рыбу продаем, дешево!
– Ступайте, не надо вашей рыбы.
– Возьми, мил человек. Нам сказали, что святой отец ее любит.
– Давай проваливай, а то мужиков позову.
Послышались удалявшиеся шаги.
– Уходит, не хочет разговаривать, – сказал крестьянин.
Высокий так застучал по воротам кулачищами, что вся ограда заходила ходуном. Страж вернулся и начал открывать ворота. По той ругани, которой он сопровождал свои действия, можно было догадаться, что этот стук вывел его из себя. Из дома выскочили слуги. Показался и хозяин.
– Что случилось? – крикнул он с крыльца.
– Люди какие-то, – показал на крестьян мужик.
– Чего надо, добрый человек? – хозяин спустился с крыльца и подошел к высокому.
Сзади выстроился отряд слуг, готовых ринуться на крестьян.
– Да вот, – высокий крестьянин повернулся к телеге, – рыбку вам привезли. Хорооошая!
– Ладно, возьму бочку. Сколько вам?
– Сколько не жалко, сеньор.
– Откуда сами-то будете?
– С югов, сеньор, с югов.
– Ладно, дайте им ливр.
– Обижаешь, сеньор, с юга приехали. Почитай, с твоей родины.
– А ты откуда знаешь, что там моя родина?
– Да как не знать. Одним воздухом дышали.
– Ты кто такой будешь? – хозяин подошел почти вплотную.
Мохнатая шапка, надвинутая на глаза, поднятый высокий воротник мешали ему разглядеть его лицо.
– Сними-ка малахай.
Крестьянин, снимая его, низко поклонился, да так, что скрыл свое лицо. Не то хозяину надоела эта игра, не то он посчитал за унижение столько возиться с неизвестными, только он повернулся и кому-то сказал:
– Ладно, дай два.
– Две тысячи, дядя, – крестьянин выпрямился и, держа шапку в руках, встал перед ним.
Глаза того расширились. Он сделал шаг назад:
– Не может быть!
– Может, может, дядя!
– Раймунд?
Он подошел, еще не веря, и взял его за плечи, чтобы посмотреть ему в лицо.
– Раймунд?! Дорогой! Раймунд! – и стал его целовать в обе щеки.
Изумленная дворня замерла. Освободившись от цепких объятий де Буа, Раймунд, глядя на своих недавних товарищей, приказал:
– Заезжайте во двор. Эй вы, – он повернулся к толпе, – накормите мужиков, лошадей. Дядя, я им должен две тысячи ливров.
– Сейчас, сынок, сейчас же отдам, – догадываясь, что эти огромные деньги племянник отдает им за свое спасение. – Ну пошли, – он обнял племянника, и они двинулись к дому.
Первое, что спросил у дяди Раймунд, было ли приглашение короля.
– Нет, – почему-то смутился дядя.
– А костюмы пошили?
– Тоже нет, – он вздохнул.
– Вот видишь, а я успел вернуться!
В этот день они долго сидели вдвоем. Раймунд рассказывал о своих новых злоключениях, а дядя с ужасом в глазах внимательно его слушал. Когда Раймунд закончил повествование, дядя сделал резюме услышанному:
– Мне думается, что все это дело одних рук – тамплиеров. Это опасный противник. Надо всегда быть начеку. И мне непонятно, почему король до сих пор не дал мне ответа. Я даже обратился с письмом к моему давнему другу, ныне маршалу Франции Патэ. И он молчит.
Раймунд почувствовал, что дяде было неловко за то, что он не может до сих пор добиться решения, казалось бы, не очень сложного вопроса. Чтобы замять этот разговор, дядя начал рассказывать про одно событие, которое здесь недавно было.
