Теперь это осталось в прошлом. Ближайшее будущее лежало впереди, как безупречный белый лебедь, только пар с ревом вырывался из казавшейся неким излишеством предохранительной трубки на черно-оранжевой дымовой трубе. Блестящие позолоченные завитки украшали нос судна, а золотая полоска убегала к изящному кормовому подзору, где висел красно-бело-синий триколор Нидерландов. На палубах были натянуты тенты от солнца, а вдоль поручней стояли сотни молчаливых и смуглолицых людей и наблюдали за нами по мере приближения баркаса. Мы собирались сесть на пароход «Самбуран» водоизмещением в тысячу девятьсот шестьдесят три тонны пароходной компании «Реформаторская навигация Голландия-Амбоина», направляющийся в аравийский порт Джидда с тремястами пятьюдесятью паломниками, держащими путь в Мекку.
Благодатное спасение
С самого начала стало понятно, что капитан Абрахам Зварт, шкипер судна «Самбуран», совсем без радости принял мою благодарность за недавнее вызволение нас из челюстей смерти в облике полудюжины голодных акул. Когда я забрался по трапу на мостик «Самбурана», он осыпал меня таким градом проклятий, что я чуть было не свалился на второго помощника, поднимающегося следом. Ярость капитана была такой, что он буквально танцевал джигу на досках мостика, проклиная меня на сдавленном, гортанном английском.
— Проклятье, на кой мне стоятт для тебья, грьясный безтьелник?! — ревел он. — Терьятт фрьемья за идиот, фперехлёст тфоя через клюз...
Уловив момент, когда он умолк, чтобы набрать воздуха для новой тирады, я заговорил по-немецки.
— Простите, герр капитан, если проще ругать меня на голландском, пожалуйста, не стесняйтесь. Я не говорю на голландском, но понимаю вполне прилично.
Он на мгновение замолчал и с подозрением покосился на меня, как будто ему предложили отравленную конфету. Потом продолжил минут пять ругаться на голландском, который для австрийского уха звучит так, будто кто-то говорит на средневековом немецком, пытаясь отхаркнуть рыбную кость из горла. Наконец его тирады сошли на нет, и упреки до поры до времени прекратились. А у меня появилась возможность засвидетельствовать свое почтение и попытаться частично объяснить, как получилось, что я, старший лейтенант имперского и королевского австро-венгерского военно-морского флота, оказался в море Целебес на борту продырявленной выстрелами и полусгоревшей китайской джонки в компании австрийского старшины и восьми китайцев, один из которых серьезно ранен.
Он слушал меня с недоверием, иронично фыркнул, потом махнул рукой второму помощнику, которого сопровождали четыре матроса, вооруженные длинными железными трубками:
— Отведите его на корму к остальным. Я должен решить, что с ними делать.
Меня отвели на ют, где уже ждали Кайндель с обоими беями и другими китайцами, присевшими на палубу и наблюдавшими за развитием событий со спокойным безразличием, присущим этому народу. Кайндель и третий помощник «Самбурана», видимо, сведущий в оказании первой помощи, накладывали повязку на раздробленную руку стюарда Вонга.
После того как мы устроили Вонга покомфортнее на соломенном тюфяке под навесом на затененной стороне палубы, я мало чем мог им помочь, и поэтому стоял, опираясь на поручни, и смотрел на море. Я по-прежнему ощущал последствия контузии от вчерашнего взрыва и теперь, когда непосредственная опасность миновала, и до поры до времени мы были в безопасности, чувствовал себя странно опустошенным. Судно снова шло полным ходом и разрезало темно-синие воды, дымя на устойчивых четырнадцати узлах. «Самбуран» относился к числу крепко построенных пассажирских пароходов среднего размера, которые голландцы использовали для сообщения между бесчисленными островами их владений в Ост-Индии. Судно по необходимости быстрое, поскольку голландская Ост-Индия раскинулась почти на три тысячи морских миль, от западного мыса Суматры до восточного края Нидерландской Новой Гвинеи.
Я обернулся, впервые за две недели мельком увидел свое отражение во встроенном зеркале внутри открытой каюты и оглянулся, прежде чем осознал, что это бородатое, чумазое, почерневшее от дыма привидение со спутанными волосами и в рваной одежде на самом деле я. Неудивительно, что капитан Зварт скептически воспринял мою историю. Но может, власти в Батавии будут более склонны принять все за чистую монету?
У меня было не так уж много времени над этим поразмыслить, поскольку появился второй помощник и снова пригласил меня к капитану, на этот раз в его каюту под мостиком. Зварт велел мне закрыть дверь и сесть, прямо как директор школы, перед тем как отругать нашкодившего ученика. Он, видимо, все еще пребывал в дурном настроении и какое-то время стоял спиной ко мне, глядя в иллюминатор и погруженный в свои мысли.
Это был, несомненно, весьма странный человек: примерно моего роста, но все равно на удивление приземистый, как если бы очень высокого человека поместили под пресс и сплющили наподобие пластилина. Брови нависали над узкими глазами, бесформенный нос свешивался поверх широкого лягушачьего рта; шейные складки лежали на воротнике белой тужурки, а руки казались непомерно длинными для коренастого тела. А что касается нижних конечностей, то хотя я их и не видел, у меня сложилось впечатление, что сложенные гармошкой брюки скрывали такие же ноги. Больше всего он походил на моряцкую версию человечка из шин — символ компании Мишлен, но без радостной доброжелательности. Наконец, Зварт повернулся ко мне, какое-то время меня разглядывал, а затем заговорил на немецком с сильным голландским акцентом.
— И в самом деле лейтенант австрийского флота? Ха! — он перегнулся через стол и посмотрел мне в глаза. — Я скажу, что о вас думаю, герр лейтенант. Полагаю, что вы и ваши спутники — самые обычные преступники, сбежавшие из колонии где-то на побережье. В противном случае, каким это образом вы оказались на полусожженной джонке, изрешеченной пулями, а у одного из ваших китайцев перебита рука, а? Вас обстреляли во время побега, не так ли? Ну, герр лейтенант, кто-бы-вы-ни-были, я должен решить, что теперь с вами делать.
— Разумеется, капитан, это ваше право. Вы изменили маршрут, чтобы в соответствии с морским кодексом спасти нас, поэтому, прошу, высадите нас, где и когда вам будет удобно. Со своей стороны обещаю, что как только мы окажемся на берегу, я свяжусь с ближайшим консульством Австро-Венгрии, чтобы вам щедро компенсировали причиненные неудобства.
Я думал, он лопнет от злости, или, возможно, выдвинется вверх как телескоп, пока не пробьет головой палубу.
