Вот о чем я думала, лежа в нашей роскошной графской опочивальне. Я закинула руки за голову, мне не было холодно, так как служанки набили камин толстыми поленьями, которые прикрыли золой, чтобы горели помедленнее, сохраняя тепло до зари. Опочивальня выстынет лишь к рассвету, и Эдгар уже давно отбросил меховую полость и спал обнаженным. Он лежал на животе, отвернувшись от меня, и в какой-то миг взглянув на него, я уже не могла оторвать взгляд. Я разглядывала выпирающие мышцы у него на спине и руках, сильные плечи, крутой изгиб ягодиц, полуприкрытых куньим мехом одеял. В своей наготе он казался даже более сильным, чем днем. И это был мой мужчина… Но и я — сильная женщина. Может, поэтому я хотела борьбы с ним, сопротивления, столкновения. И поражения. Он был единственным, кому я потаенно мечтала уступить. Но только после борьбы, чтобы я подчинилась силе. Грубой силе, если хотите. Но, увы, Эдгар не желал борьбы. Он хотел приручить меня, а я бы на это ни за что не пошла.
Всхлипывая от безнадежности, я наконец заснула. А под утро, когда от каменных стен все же потянуло холодом, я, начав зябнуть, невольно придвинулась к Эдгару. Он был таким теплым, и, когда обнял меня и привлек к себе, я не воспротивилась. Почти вписалась спиной в изгиб его лежавшего на боку тела. Потом, в полусне, я поняла, что он все же овладел мною, проник в меня. Но я хотела спать и позволяла делать со мной это. Даже когда он задвигался быстрее, а потом чуть застонал, я продолжала видеть сны. В конце концов, подобное соитие все же лучше, чем когда он принуждает меня к разврату, а свой долг супруги я выполнила.
Когда все окончилось, мы продолжали лежать рядом и Эдгар по-прежнему держал меня в объятиях. Даже поцеловал в плечо, почти мурлыча произнес…
Я открыла глаза. Я четко услышала, что он сказал. Это было женское имя. Гита. Имя его саксонской девки.
Миг — и я была уже на ногах. Завизжала.
Эдгар резко сел. У него был сонный и недоуменный вид. Проклятый растлитель! Он обладал мною, своею женой, в полусне, а грезилась ему иная.
— Так Гита?! — вопила я. — Гита! Вот о ком вы грезите?
Он потряс головой, прогоняя сон.
— Что?
Мне не оставалось ничего, кроме как выложить ему все, что я думаю о его бесстыдстве, его измене… Измене даже во сне, в мыслях.
Он наконец понял. Вновь откинулся на подушки.
— Успокойтесь, миледи. Идите ко мне. А то, что было, это уже в прошлом.
Как он смел мне так лгать? Я была вне себя. И — помоги мне Боже! — как же я его ненавидела.
— Я не желаю вас видеть, Эдгар! Вы… Вы… Я уезжаю немедленно! Я еду в Норидж. Подальше от вас.
— Да куда угодно, во имя всего святого! — раздраженно буркнул он, отвернулся, натягивая на голову одеяло.
Меня всю трясло. Что ж, я покажу ему!..
Я стала одеваться, даже не кликнув слуг. Надела теплые чулки, нижнюю тунику, подбитое мехом дорожное платье. Зашипела, зацепив себя за волосы, когда заплетала косу. К дьяволу! Эдгар еще побегает за мной.
Я нарочно громко хлопала крышками сундуков, с грохотом двигала стулья. Признаюсь, мне бы хотелось, чтобы он удержал меня, стал успокаивать. Я ведь уже поняла, что он не спит. Слышала его сердитое дыхание. Один раз он даже оглянулся на меня. Я застегивала булавку фибулы [69]плаща и ответила ему надменным взглядом. Ну же, начинай, проси меня остаться!
Но Эдгар отвернулся. Да обрушится на него проклятие небесное!..
На дворе едва начало светать. У меня дыхание перехватило от предутреннего мороза. Но оказалось, не я одна покидаю Гронвуд-Кастл. Милый кузен Стефан как раз собирался прокатиться на рассвете верхом.
Я застала его у конюшен, и Стефан изумился, увидев меня в такую рань. Но я не стала отвечать на его вопросы. Громко требовала седлать мне лошадь, велела растолкать сонных грумов и охранников.
Конюхи забегали, вывели из стойла мою Молнию. Но я сейчас ненавидела даже эту лошадь, подарок Эдгара. Мне было непереносимо все, что напоминало о нем.
— Кого же прикажете оседлать? — удивился грум.
Я огляделась. В соседнем с Молнией стойле стоял высокий гнедой жеребец с белой полосой на морде.
— Вот этого.
— Но это же Набег, любимый конь графа.
— Вот его и оседлай, олух. Поторапливайся, когда тебе велят.
Увести у Эдгара его любимца — было хоть малой, но местью.
Набег нервно бил копытом, пока его седлали, рванулся так, что конюхи повисли на нем, пригибая голову животного, оглаживали, успокаивая.
Быстро светало. Со скрипом и лязгом начали опускать поднятый на ночь мост. У арки мостовой башни уже восседал верхом Стефан. Слегка присвистнул, увидев, какую лошадь я избрала.
— Кузина, Набег — норовистый конь. Эдгар-то привык на нем ездить, а вот ты…
Не обращая внимания на его слова, я легко взвилась в седло. Набег заплясал подо мной, рванул в сторону, и я тут же резко натянула поводья. Стефан улыбнулся, оправляя мех своего капюшона.
— Одно помни, Бэртрада, Набег не терпит хлыста.
Недоставало еще, чтобы Стефан давал мне наставления. К тому же неугомонный Набег и так отвлекал мое внимание, грыз удила, кружил на месте.
Наконец подтянулась охрана, и я, сжав бока коня, направила его в башенный проход. Набег радостно заржал, вырвавшись на простор. Я только опустила поводья — и он уже несся навстречу морозному рассвету. От его дыхания летел пар, словно у сказочного дракона.
Снега в этом году выпало больше, чем я видела когда-либо в жизни. Но в последнее время снегопадов не было, снег промерз, а так как все окрестные дороги уже расчистили, он лежал сугробами вдоль колеи пути, и скакать было легко. Я вихрем пронеслась мимо окружавшего замок селения, поскакала к темневшему на возвышенности лесу. Только под сенью деревьев оглянулась, сдерживая коня. Набег тут же поднялся на дыбы, но я ловко пригнулась к его холке. Откинулась, когда он вновь опустился на четыре ноги. Видела, как поспешают за мной от замка охранники на своих лохматых лошаденках. Пусть поторопятся.
Когда я миновала лес, уже совсем рассвело. Набег несся вперед ровным аллюром, упруго выбрасывая стройные черные ноги. Мне совсем не приходилось его погонять. Наоборот — порой я старалась его попридержать, но жеребец тут же принимался метаться из стороны в сторону, показывая норов. Отвратительное животное, не менее отвратительное, чем его хозяин. Но я смогу найти управу и на того, и на другого.
В глубине души я все еще надеялась, что Эдгар опомнится и пошлет за мной. Или, узнав, на каком норовистом коне я уехала, поспешит следом. Поэтому, когда холод зимнего утра немного остудил мой гнев, а возня с непокорным, нервным Набегом немного утомила, я замедлила ход настолько, что мои сопровождающие почти поравнялись со мной.
