– Отлично! – вскричал Гонтран с беспечностью человека, окончательно решившего сделаться слепым орудием в руках другого. – Будет исполнено.
– Спасибо… до завтра. Охота назначена близ Круа-Муссю, вы знаете?
– Да, – сказал Гонтран.
Он пожал руку полковнику и ушел.
Управляющий баронессы вернулся в Керлор, когда почти наступила ночь, и позвал Жана, бывшего жениха Наики, которого случай сделал его сообщником.
– Все готово? – спросил он.
– Все, – ответил Жан.
– И лодка, и рыбак?
– Да.
– А дорожная карета?
– Тоже.
– Теперь, – сказал ему полковник, – слушай внимательно.
– Слушаю, – ответил Жан.
– Надо похитить ребенка.
– Ах! – прошептал Жан, в глазах которого засверкала дикая радость. – Вы гений, а не человек! Этот ребенок – единственное существо, которое любит баронесса… Смерть этого ребенка убьет ее…
– Итак, – продолжал полковник, – у нее похитят этого ребенка. Если у нее окаменело сердце как у женщины, зато ее сердце как матери будет разбито…
И злая усмешка скривила бледные губы полковника Леона, усмешка жестокого мстителя, видящего, что час возмездия близок.
Перекресток Круа-Муссю, где должны были встретиться приглашенные баронессой Сент-Люс охотники, был одним из самых диких мест в Керлорском лесу. Отсюда расходились по всем направлениям леса восемь прекрасно шоссированных дорог: одни из них вели к морю, а другие шли в поля.
Перекресток этот получил свое название от большого креста из черного камня, поросшего мхом и возвышавшегося в центре скрещивающихся дорог; с крестом этим была связана старинная легенда.
На этом самом месте во времена Крестовых походов у одного из баронов де Болье, охотившегося с рогатиной на кабана, страшный зверь распорол лошадь, затем устремился на всадника, придавленного трупом животного; но последний, видя неминуемую гибель, дал обет поставить на этом месте крест, если останется жив. Его обет был услышан: не успел кабан коснуться клыками владельца Керлора, как уже упал раненный, пораженный стрелою охотника, бывшего в свите барона. Барон Болье сдержал обет и воздвиг этот крест, который годы мало-помалу покрыли красивым зеленым мхом.
Ровно в три четверти десятого псари и охотники Керизу и Керлора прибыли на место встречи. Псарь, которому поручено было выследить зверя, доложил, что напали на след старого кабана и дикой свиньи.
Полковник, в охотничьем платье, на прекрасной ирландской лошади, принадлежавшей покойному барону де Болье, прибыл почти в одно время с экипажами и окинул собак взглядом знатока.
– Сейчас видно, что госпожа Сент-Люс, – прошептал он, – любительница охоты. Отец ее был охотник и у него были самые лучшие собаки во всей Бретани. Вместо того чтобы продать, она сохранила их для себя. Какая чудная свора!
Собаки г-на Керизу, большая часть которых была вандейской породы, во многом уступали собакам Керлора, однако и они обещали сделать чудеса.
«Если маркиз захочет, – думал управляющий, – то он найдет прекрасный случай затеять ссору, с графом Степаном. В России охотятся на медведей, волков, лосей и даже на оленей, но не имеют ни малейшего понятия, что такое настоящая псовая охота. Я уверен, что граф натворит тысячу глупостей».
В лесу раздался топот, и вскоре полковник увидел, как из лесной чащи выехали гг. де Керизу, дядя и племянник, и граф Степан.
Шевалье де Керизу представлял собою замечательный тип благородного фермера и охотника; он остался бретонцем с головы до ног. Длинные седые волосы падали ему на плечи, платье его было из грубого сукна, а ботфорты могли бы защитить его ноги от колких кустарников и репьев, если бы всадник сошел на землю, фигура у него была поистине богатырская, лицо продолговатое и суровое. Ехал он на маленькой, коренастой, нервного сложения лошадке арморийской породы, очень горячей.
Виконт де Керизу был, напротив, бульварный лев, городской охотник; охотничий костюм его был сшит Стобом, а ботфорты изготовлены г-ном Сакоски.
Костюм графа Степана был почти такой же, как на виконте де Керизу.
Полковник и русский дворянин дружески пожали друг другу руки.
– Ну, что, капитан Ламберт, – спросил граф Степан вполголоса, – довольны вы вашим новым местом?
– Я счастлив… – ответил полковник, хотя и с улыбкой, но взволнованным голосом. – Я вижу ее каждый час… Благодарю!
Граф наклонился к самому его уху:
– Теперь ваша очередь сказать ей обо мне, – прошептал он. – Вам хорошо известно…
– Да, – сказал полковник с восхищением отца, который знает, как обожают его ребенка. – Я знаю, что вы ее любите…
– А она?
– Неблагодарный, – укоризненно заметил Леон.
– Ах! Эти пятнадцать дней разлуки, – прошептал граф, – показались мне целой вечностью.
– Ну, так вечность прошла. Через пять минут вы увидите ее; она приедет со старым бароном де Ласи, своим соседом, и племянником барона, молодым маркизом Гонтраном де Ласи.
При эпитете «молодым» граф вздрогнул и спросил:
– Что это за маркиз де Ласи?
– Это, – простодушно ответил полковник, – один из молодых людей, пользующихся успехом в предместье Сен-Жермен.
Граф вздрогнул, и полковник заметил, что он начинает ревновать.
– Маркиз, – продолжал мнимый капитан Ламберт, – бывший офицер; он известен своими дуэлями, имевшими для него всегда счастливый исход. Он убил двенадцать противников и был любим самыми неприступными женщинами. Жизнь этого человека – целая эпопея…
Говоря это, полковник наблюдал, какое впечатление производят на графа его слова.
«Ого, – подумал он. – Вот уже он ревнует, как тигр!»
– Каким образом, – спросил русский дворянин, – маркиз должен приехать сюда вместе с баронессой?
– Очень просто! Керлор находится на пути от замка в Круа-Муссю. Эти господа заедут в Керлор, чтобы проводить баронессу Сент-Люс.
В то время, как полковник объяснял это графу, на перекрестке показалась амазонка с двумя кавалерами. Это были баронесса Сент-Люс и гг. де Ласи. Баронесса была прекрасна в своей светло-голубой бархатной амазонке, на вороной лошади, которой она управляла с замечательной грацией и ловкостью. Гонтран ехал у нее с левой стороны, а старый барон де Ласи – с правой.
Граф Степан бросил сначала взгляд, полный любви, на баронессу, которую он страстно любил и находил теперь красивее, чем когда-либо, а второй взгляд, полный любопытства и той инстинктивной ненависти, которую питает любящий человек к своему сопернику, – на маркиза.
Элегантная простота охотничьего костюма Гонтрана, грация, с которой он управлял лошадью, мужественно красивое и в то же время грустное лицо, на которое жизненные бури наложили свой отпечаток, – все оправдывало слова полковника.
