– Я принимаю ваше предложение, – отозвался хозяин, но добавил, прежде чем они успели как следует обрадоваться: – все деньги, разумеется, будут потрачены на нужды ребенка. До последнего гроша. Жужи, ты честное дитя? – получив утвердительный ответ, он поставил ее на пол. – Тогда ступай в смежную комнату и заткни уши. Я буду кричать на Эвике.
Злорадно ухмыляясь, шалунья прошествовала мимо своей благодетельницы и даже не потрудилась закрыть за собой дверь. Тем временем граф с нарочитой медлительностью подошел к дрожавшей парочке. Такого ужаса он не нагонял на Уолтера с самой первой ночи их знакомства.
– Вы сердитесь? – девушка глазам не верила.
– Сержусь? Да я просто в ярости! – возопил граф, потрясая кулаками. – Сначала ты устроила непотребный маскарад, потом невесть где шлялась с полузнакомым мужчиной, а теперь решила от меня откупиться! Негодница! Замуж она, видите ли, собралась! Ты у меня полгода на хлебе и воде просидишь, а письма жениху будешь писать под мою диктовку! А вам, сударь, – старик перевел обвиняющий перст на Уолтера, – стыдно жениться на честной девушке увозом! У меня не так уж много дочерей, чтобы ими разбрасываться!
– Дочерей? – переспросила Эвике.
Граф заколебался. Всего-то одна маленькая ложь, но его честь, но репутация! Наконец, можно ее просто удочерить. Но если бы Гизеле понадобилась его кровь, он бы с ней поделился. А чем хуже Эвике? После восьми лет ожидания она это заслужила. И он поделился.
– О да, в свое время я был ловеласом, каких мало! – сказал он, и впервые за время службы Эвике повисла у графа на шее. Он поцеловал ее в лоб, но тут же погрозил пальцем.
– У меня очень разные дочери, так что и любовь им требуется разная, – пояснил он англичанину. – Присаживайтесь, Уолтер, побеседуем.
Чтобы избежать этого разговора, юноша готов был пешком идти через всю Европу и вплавь пересечь Ла Манш. Ну вот, начинается. Аристократы ведь помешаны на генеалогии.
– Я совсем не знатен, – поведал он, дабы упредить возможные расспросы.
Граф поставил на стол бутылку сливовицы. Налил рюмки до краев.
– Угощайтесь, мой мальчик. После трех рюмок вы забудете свою родословную, после пяти я начну путаться в своей. Вот тогда и поговорим без сословных предрассудков.
* * *
На кухне гостья огляделась по сторонам со смесью сочувствия и брезгливости, будто дама-благотворительница в рыбацкой лачуге, и протянула Берте газету, еще хрустящую и пропахшую типографской краской.
– Третья страница.
Брови Берты поползли вверх, стоило ей прочесть что «живительный гальванический разряд ударил в труп, коим является современная наша литература. Им стала книга юной писательницы фройляйн Грин». По мере чтения Берта все глубже впивалась когтями в столешницу, а затем плавно опустилась на стул. И вовремя. Ибо статья Карла Мейера заканчивалась словами: «Пользуясь случаем, фройляйн Грин хочет поблагодарить Берту Штайнберг, прекрасную вампиршу с обсидиановыми глазами».
– Что такое обсидиан? – отрешенно спросила она, глядя поверх газеты.
– Камень, из которого делают ножи, – подсказала Мастер, и Берта отчасти успокоилась. Хоть не побрякушки.
Затем Эржбета перелистнула в самый конец. Виньетка обрамляла объявление, куда более лаконичное: «Лечебнице Св. Кунигунды требуются ночные сиделки. Немертвым кандидаткам будет отдано предпочтение».
– Да, я нарушила кодекс, засветившись в газете. Приехали поставить мне это на вид?
– Скорее уж поздравить с дебютом, – наклонилась к ней Эржбета, – а заодно и посожалеть, что мы с вами так и не стали коллегами. Вчера вы могли стать Мастером.
– Откуда вы знаете, что произошло вчера? – перебила Берта. – А если знали, то почему не приехали раньше, чтобы за нас заступиться?
– Потому что могло произойти одно из двух: Виктор мог добиться своего и превратить реальный мир в сказочный, и тогда весь Совет бросил бы ему вызов. Но произошло второе – зарвавшегося мальчишку остановили прежде, чем мы до него добрались. Мы все вам очень благодарны за сэкономленное время.
Фройляйн Штайнберг молча встала, взяла с буфетной полки кольцо колбасы, упаковала его газету и аккуратно перевязала сверток бечевкой.
– Вот, перекусите в дороге.
Улыбаясь все так же приветливо, Эржбета посмотрела на подношение, но не взяла.
– А я так надеялась, что мы подружимся. Но прежде чем уехать, от лица Совета я должна возместить ущерб, нанесенный этому замку, – и она вытащила из ридикюля записную книжку и карандаш в оправе из слоновой кости.
Как раз в этот момент в кухню и вошла Эвике. Она что-то рассказывала Леонарду, который вставлял «П-поздравляю» в бурлящий поток ее речи. Увидев незнакомку, оба застыли в замешательстве.
– Это Эржбета, наш Мастер, – отрекомендовала ее Берта, – вместе вы составите опись ущерба.
Души замученных коллег разом воззвали к бывшей горничной. Эвике довольно потерла руки. Особенно ее умилила записная книжечка.
– Красивая штучка, да только нам не пригодится. Записывать сюда ущерб – все равно, что окопы чайной ложкой рыть, – сообщила девушка и продолжила тоном музейного гида, – У нас был красивый, чистый, современный замок. А потом налетели вампиры…
Прежде чем Эржбета успела опомниться, Эвике уже волокла ее в парадную залу, рассказывая на ходу, как вампиры отколупали позолоту с лепнины на потолке…
– Это же чудовищно – отпускать служанку с Эржбетой, – сказал Леонард, разжигая очаг, чтобы вскипятить себе вечернюю порцию крови.
– В крайнем случае, нового Мастера изберем, – ответила сестра. Но уже в следующий момент ей захотелось юркнуть под стол. Вошла Гизела.
Виконтессу не покидало ощущение, что вчера Эвике что-то подмешала в ее напиток. Как она дошла до своей комнаты и как уснула, Гизела не помнила. Зато прекрасно выспалась и проснулась практически новым человеком. Точнее, не-человеком. Не считая этого обстоятельства, жизнь казалась не такой уж и плохой.
– О… Леонард? Доброе ут… вечер. Тоже добрый.
Леонард помахал ей ложкой, с которой стекало нечто малоаппетитное даже по вампирским меркам.
– Хочешь кипяченой крови?
Берта, чинно восседавшая за столом, скривилась и налила себе свежей из графина.
– Привет, – буркнула она, пока на заднем плане Леонард живописал достоинства кипячения.
В молчании она пододвинула Гизеле графин и неопределенно помахала рукой – твоя кухня, сама знаешь, где взять чашку. Виконтессу она игнорировала с упорством человека, который увидел привидение, но продолжает винить во всем свое неуемное воображение и лишнюю рюмку шнапса за ужином. Гизела столь же демонстративно налила себе крови, после чего уселась за другим концом стола.
