Лазарь Иосифович Лагин
Остров Разочарования
Достоверно известно, что в первый вторник января 1619 года из Плимута вышла на поиски царства Эльдорадо и золотого города Маноа экспедиция, состоявшая из трех кораблей и двух ботов. Возглавлял ее некий Джошуа Пентикост, врач и магистр наук, сухонький, чрезвычайно жилистый человечек, железного здоровья и несокрушимого упорства. Без малого восемнадцать лет обивал он пороги министерских канцелярий и влиятельных особ, покуда в возрасте за сорок не получил, наконец, долгожданного разрешения и средств. В выданном по сему случаю специальном королевском рескрипте эсквайру Джошуа Пентикосту разрешалось «в ущерб и поношение испанскому королю открывать и подчинять британской короне языческие страны, еще не включенные во владения какого-либо христианского монарха, защищать эти страны и изгонять каждого, кто попытается поселиться ближе чем в двухстах лигах от места, избранного для основания колонии».
Первые пятнадцать дней похода прошли благополучно. На шестнадцатые сутки поднялась сильная буря, корабли Пентикоста потеряли друг друга и больше никогда уже не встретились. Оба бота и один корабль опрокинулись и пошли ко дну. Новенький, только что со стапелей, двухмачтовый бриг «Царица Савская» с перебитыми снастями и полузатопленным трюмом кое-как добрался до португальских берегов, чтобы все же пойти ко дну в каких-нибудь двенадцати кабельтовых от суши.
Что же касается флагманского корабля, носившего название «Апостол», то он после еще трех недель пути, полного неслыханных треволнений и тягот, отдал якоря в тихой пристани испанского острова святой Изабеллы, затерявшегося в знойных просторах Атлантики. Пентикост предусмотрительно скрыл истинные цели своей экспедиции. Он заявил, что направляется в одно из американских владений Англии, и был чрезвычайно радушно принят губернатором острова и всей тамошней испанской колонией, изнывавшей от жары и скуки. Ему было дано много полезных сведений и советов, которые отважный путешественник принял с изъявлениями самой сердечной благодарности. Более месяца потребовалось на ремонт корабля, изрядно потрепанного жестокими бурями. Наконец, пополнив свои запасы провианта и питьевой воды, «Апостол» собрался в дальнейший путь. По этому случаю гостеприимный губернатор дал прощальный ужин, затянувшийся далеко за полночь. Когда пир пришел к концу, Джошуа Пентикост и его спутники, которым предстоящий поход не позволял излишествовать в потреблении вина, благоговейно преклонили колена и вознесли горячие молитвы к небу, густо усеянному ослепительными южными звездами. Помолившись, они с просветленными лицами вскочили на ноги, зарезали губернатора и его идальго, валявшихся мертвецки пьяными на своих роскошных ложах, вырезали их семьи и челядь, сожгли дотла город Сан-Хуан и подняли над его дымящимися развалинами гордый флаг своей родины.
Три дня продолжалась охота за остатками местного гарнизона. Убедившись, что испанцы уничтожены все до единого, Джошуа Пентикост снова преклонил колена, вознес благодарение всевышнему и приказал поднимать паруса на «Апостоле», обильно отягощенном трофеями. На острове святой Изабеллы, переименованном в честь покойной королевы-девственницы Елизаветы Английской в остров Непорочной девы, Пентикост оставил гарнизон под командованием своего старшего помощника Джемса Брауна.
Браун принялся за выполнение губернаторских обязанностей с редкостным рвением и знанием дела. Первым делом он властью, данной ему от бога, короля и Джошуа Пентикоста, обратил население острова из католичества, в котором оно, само того не подозревая, пребывало, в блаженное лоно англиканской церкви. Не усмотрев при Завершении этого таинства на лицах обращенных должного трепета и одухотворенности, он тут же, на берегу веселой голубой речушки, приказал повесить нескольких туземцев, чтобы доказать, что новая власть не собирается шутить я ждет от местного населения добросовестного понимания обстановки и простодушной радости в сочетании с беспрекословной покорностью.
После того как эта убедительная экзекуция была благополучно приведена в исполнение, Браун выступил перед туземцами с речью, в которой разъяснил разнообразные и в высшей степени лестные обязанности, налагаемые на них пребыванием под высоким и христианнейшим покровительством британской короны.
Голые слушатели внимали речи нового губернатора с неподдельным желанием понять ее и сделать для себя надлежащие выводы, что было в высшей степени нелегкой задачей, так как речь была, конечно, произнесена на английском языке, звуками которого аборигены острова наслаждались впервые в жизни. Отчаявшись понять что-либо из слов Брауна, но правильно подозревая, что они вряд ли сулят им райскую жизнь, простодушные туземцы воспользовались ближайшей попойкой нового гарнизона, чтобы отправить его догонять души своих предшественников. После этого они снова впали в язычество и жили в полном довольстве и покое около трех с половиной лет, пока из Испании не пришли корабли за очередной партией жемчуга, пряностей и прочих даров благодатного юга.
За это время туземцы по случаю счастливого избавления от покровительства двух великих христианских наций воздвигли из искусно сплетенных прутьев красного, черного и сандалового дерева храм богини земных блаженств, который бесспорно считался бы одним из прекраснейших образцов мировой архитектуры, если бы сохранился до нашего времени. Еще далеко от берега испанцы завидели высившийся на горизонте силуэт этого храма и справедливо заподозрили неладное. Сойдя на остров, они утвердились в худших опасениях. А узнав, что туземцы и не подумали защитить своими телами испанский гарнизон от ножей и шпаг экспедиции Пентикоста, вновь прибывшие испанцы преклонили колена в горячей молитве, после чего предали огню и мечу четырнадцать близлежащих деревень со всем их населением от мала до велика, сожгли до основания храм богини земных блаженств, воздвигли на его месте величественную церковь Страстей господних и тюрьму с крепкими решетками, искусно изготовленными туземцами же из прутьев железного дерева. Всех оставшихся в живых туземцев без излишних проволочек вернули в материнское лоно святой и равноапостольной римско-католической церкви, обложив их данью, вдвое большей против прежней, ибо казна испанского короля никак не должна была страдать от уменьшения числа налогоплательщиков.
