Василий Немирович-Данченко - Трефовый король

Петя, вытаращив глаза, смотрит на тетю Машу, старую тетю, являющуюся для него неразрешимою загадкой. Все в доме смеются над нею, начиная с отца, называющего ее «невестой неневестною», и кончая мордастым лакеем Семеном, который раз, не заметив мальчика, проворчал ей вслед: «Ишь, лежалый брак! Поди, и на дешевке под праздник не спустишь»; Петя спросил было отца, что значит «лежалый брак» и «дешевка», и хотя получил обстоятельное объяснение, но не мог понять, какое имеют эти слова отношение к тете Маше. Петя — мальчик очень любознательный, памятливый и любит во всем доходить до сути. Он часто, упершись локтями на стол и щеками на ладони, вглядывался в старую деву и упорно соображал, что в ней необыкновенного. Кажется, такая же, как все, только что волоса на висках мышиными хвостиками завертывает, покрывает нашлепкой просвечивающее темя да чем-то мажет щеки, отчего они блестят у нее, как лакированные. Ну, и одевается во все яркое и пестрое, что Петя, со своей стороны, находит очень красивым и весьма одобряет. Гораздо же лучше, чем другая его тетя, замужняя. Она часто приезжает к ним гостить и вечно щеголяет в черном платье, как монашенка. Мальчик прежде очень часто добивался у тети Маши, отчего она не вышла замуж, но так как его любопытство разгоралось обыкновенно к вечеру, то на его вопросы следовало всегда раздраженное: «ступай спать, нечего болтаться да о глупостях разговаривать!..» Петя решил поэтому, что в жизни тети Маши была какая-то «страшная тайна», о которой говорить не следует, и стал интересоваться еще более…

— Тетя Маша, а тетя Маша? — прервал он ее на самом занимательном месте, когда она только что начала соображать, что вышло ей на картах.

— Ну? — недовольно оторвалась она от них.

— Ты это что делаешь?

— Видишь, гадаю!

— На трефового короля?.. — вспомнил он любимую фразу отца. — Зачем это, тетя, ты все на трефового короля гадаешь?

— Вот если ты еще раз такую глупость повторишь, я позову няню и отправлю тебя спать!

Петя прикусил язык. Он понял, что трефовый король имеет некоторое отношение к «страшной тайне», и с еще большим любопытством стал вдумываться в разложенные перед нею карты.

Мальчик часто целые вечера проводил вдвоем с нею. Его мать давно умерла, он почти и не помнил ее. Отец уезжал играть в карты — и, предоставленный самому себе, ребенок с еще упорнейшею настойчивостью всматривался в тетю Машу, старался от нечего делать разгадать, что она такое и почему все к ней относятся так странно. И в этот вечер, сидя с нею, он вдруг вспомнил что-то и торопливо, словно боясь забыть это, спросил ее:

— Тетя Маша… Ты долго служила в военной службе?

— Что?.. — та от неожиданности даже смешала карты.

— Папа сегодня утром, — я из той комнаты слышал, — назвал тебя «старой гвардией»!

Петя никак не ожидал того эффекта, который произвели его слова. Во-первых, лакированные щеки тети Маши потускнели, во-вторых, она вскочила и неистово зазвонила в колокольчик.

— Ах ты, дрянь мальчишка. Приедет брат сегодня, я ему все расскажу. Все! Позовите няню… — приказала она Семену.

— Что же я сделал, я только спросил, — оторопел Петя, вставая со стула.

— Пошел, пошел спать. Ах, негодяй, негодяй!

Мальчик обиделся и насупился, удерживаясь, чтобы не расплакаться от сделанной ему несправедливости.

— Я не шалил, не разорвал ничего, не разбил. Не капал чернилом на стол! Не шумел. А ты… ты злая, злая… да… злая!

Но старая Аксинья уже входила в комнату, зевая…

— Убери-ка своего оболтуса!

— Что, аль опять нашкодил?

— Да… Все с глупостями пристает. Пора ему спать — уложи его!

— Еще только восемь часов, а папа велел мне ложиться в девять, — протестовал мальчик. — И я потом не пил молока!

Последний повод казался Пете столь победоносным, что он опять взобрался на стул.

— Ну, хорошо, хорошо. Отправляйся, тебе молока дадут в детской.

Аксинья была тоже немалою неприятностью для Пети. Во-первых, в его годы, в семь лет — на восьмом, быть под надзором няни постыдно. Точно он маленький! У его приятеля, Феди Карасева, гувернер уж, и Федя всегда, как увидит Аксинью, сейчас же выпятит нижнюю губу и сморщит нос, что очень обижает Петю… Во-вторых, папа давно хочет взять молодую гувернантку, но загадочная и непонятная тетя Маша всегда ссорится с ним из-за этого…

В конце концов, Петя видел, что все его обижают, и начинал разочаровываться в жизни.

— Няня, а няня? — поднялся он с постели.

— Чего тебе, спи…

— Что такое трефовый король?

— Трефовый король?.. Трефовый — всем королям король. Вот он какой… На него, брат, все гадают… Пиковый тоже марьяжный — только уж очень стар он… А трефового-то — всякой лестно!

— Ну, а отчего туз, у него только всего и есть, что одно пятнышко, а он старше короля?

— Ах ты, Боже мой… Отчего?.. Так уж…

— Отчего так уж?.. Я хочу знать, ты должна мне рассказать… Отчего — так уж?..

Но няня, спавшая в той же комнате на сундуке, — уже закрыла глаза и дышала медленно и тихо, как все старухи во сне.

— Никто не хочет со мною разговаривать!.. — и Петя уж было распустил губы, чтобы расплакаться, да вовремя вспомнил, что «плачут только маленькие», и стал сам додумываться до разрешения всех тревоживших его вопросов.

Детская, где он спал, была довольно велика. Она освещалась только лампадкою, горевшей перед образом. Ложась в постель, Петя долго следил, как огонек за розовым стеклом вспыхивает и опять точно к земле припадает; «жмурится», говорил про себя мальчик, и вместе с этим из серебряного оклада выделяется или тускнет темное, потрескавшееся лицо с строгими глазами… Так и теперь, задумавшись о трефовом короле, Петя не отводил взгляда от робкого огонька лампадки, словно подмигивавшего ему. Углы детской пропадали в сумраке; рядом из залы доносился бой маятника. Раз-два, раз-два… Два — сильнее, чем раз. Гораздо сильнее, точно кто-то шагал и, начиная с левой ноги, на правую припадал крепче и тяжелее… Иногда Пете чудилось, что это не маятник, а действительно кто-то ходит там по зале и отбивает свои раз-два… «Марширует, должно быть военный?» — думал мальчик… Не «старая ли гвардия», имеющая столь загадочное отношение к тете Маше, что она сердится при одном упоминании о ней… Да, разумеется, старая гвардия… И несомненно, что эта старая гвардия, так или иначе, связана с трефовым королем… Недаром тетя все на него гадает… Раз-два, раз-два, раз-два… Странное дело: Петя действительно различает теперь шаги и не одни шаги, но и шум какого-то оружия, и что всего удивительнее, не только он все это слышит, но и ни чуточки не боится, даже смотрит в дверь, не покажется ли кто?.. Шаги громче и громче… Что это?.. Неужели в дверях что-то такое мерещится ему… В самом деле, какой смешной!.. Петя во все глаза глядит, что-то знакомое… Где он видел эту странную фуражку без козырька, синий верх, красный околыш?.. Из-под нее волосы длинные, точно завитые, падают на плечи. Борода выбрита, одни усы маленькие кверху закручены. И одет как! Белый отложной воротник и синий жилет с белою полосою посередине… Нет, это рубашка видна… Красное платье. В левой руке алебарда и на ней трефовый крестик. На правую надет тяжелый медный щит. И уморительно как! Петя видит его отлично и шаги слышит, но ног у него точно нет, их не различить совсем, только до половины он, по пояс…