Незваный гость
Бабе-яге посвящается…
Далеко-далеко отсюда в глубокой лесной чаще на невиданной красоты поляне в избушке на курьих ножках жила-была Баба-яга. И не сказать, что баба, – так, простая русская женщина. И не сказать, что в возрасте, – лишь волосы под косынкой растрёпаны и платье не по моде надето. Да ещё горе горькое поселилось в её душе. И уже триста лет никто не мог утешить Ягу.
Но службу свою вечную она не забывала. Сторожила мир мёртвых от мира живых, первый суд душам умерших учиняла, за зверьём и птицами присматривала. Только дело своё по привычке скорее делала, без души совсем. Так душенька болела у бабоньки…
В этом веке, да не в этом году набрёл на её избушку гость нежданный. И перепугал своим появлением избу так, что та шлёпнулась со всех своих куриных ног, а заодно и Ягу уронила. А всё потому, что избушка на курьих ножках уже несколько веков подряд обычных людей-то и не видывала, запах не чуяла. В общем, отвыкла. Вот как пагубно сказывалось затворничество.
Мужчина, да что там говорить – почти добрый молодец, потому как было ему не больше тридцати, посмотрел на то, как избушка в спешке поднимается, почесал затылок, а потом махнул рукой – мол, терять-то уже нечего – и вошёл в избу.
– Что пришёл? Как нашёл? – без приветствия спросила Яга, поднимаясь с полу. И по выражению её лица, и по самой фразе сложно было понять, огорчал её этот визит или, наоборот, радовал.
– Белочка привела… – в некоем смущении произнёс молодец. – Понимаю, что глупость говорю, но так и есть. Лапкой поманила, я и пошёл.
– Вот мужчины распустились, – покачала головой Яга и усмехнулась, – только лапкой их помани – они и идут, даже не спрашивая куда.
– Так как у белочки-то спросишь? – пожал плечами мужчина и слегка улыбнулся.
– Так раз не спросишь, то и нечего ходить за незнакомыми белками! – отрезала Баба-яга, а потом смягчилась: – Ладно, поняла я, что за белочка. Как ты вошёл, на порог села и не уходит, решения моего ждёт. А решение моё будет зависеть от тебя. Так что выкладывай, что у тебя стряслось, только самое сокровенное и откровенное, да и имя своё тоже выкладывай. Я хоть и знаю, но невежливо в дом к даме без приглашения входить, да ещё не представляться.
– Меня Никитой зовут. Фамилия – Селиверстов. А вас как звать?
– Я думала, ты бесстрашный, а ты, оказывается, безграмотный – не понял, к кому в дом пришёл, – обиделась Яга.
– Ну, кому изба должна принадлежать, я, предположим, знаю, – поспешил исправиться Никита. – Однако вы на Бабу-ягу совсем не похожи.
– Конечно, не похожа! – мгновенно завелась Яга. – А как на такие чудовищные описания можно быть похожей? Ты только послушай, – произнесла она и сняла с полки первую попавшуюся книгу: – «Баба-яга через всю избу протянулась: ноги на порожке, губы на сошке, руки из угла в угол, нос в потолок». Или вот… – пошла в ход вторая книга: – «Баба-яга, костяная нога, морда глиняная, на лавке лежит, грудью печку затыкает». Срам-то какой! И как только такое детям читают! Как они, бедняжки, спят потом? А это как тебе? – в руках у Яги оказалась третья книга: – «…Ездит за человечьим мясом, похищает детей, ступа её железная, везут её черти; под поездом этим страшная буря, всё стонет, скот ревёт, бывает мор и падёж; кто видит Ягу, становится нем». Ну, что ты молчишь, Селиверстов? Что не возмущаешься? – грозно добавила Баба-яга. – Может, и вправду онемел? – прищурившись, предположила она.
– Нет, не онемел, конечно, – криво улыбнулся молодец, не зная, что и сказать. – Опешить опешил, это правда. Я и не помню таких описаний.
– А я всё помню. Каждую строчку. Вот писари, их бы я точно съела. Ради красного словца так издеваться в текстах над женщиной!
– Вы что, правда людей едите? – совсем запутался Никита и даже оробел.
– Я ем людей?! Нет, вы только послушайте этого великовозрастного детину. А говорит, не помнит страшных сказок обо мне. Эх, и тебе тоже мозг засорили в детстве всякой чушью. Клевета! Сплошная клевета. Нет! И ещё раз нет! Ты хоть представляешь себе современного человека изнутри? Сплошные канцерогены и консерванты. То химические конфетки жуют невиданных цветов, то полуфабрикатами со столетним сроком годности питаются. Я что, враг себе – есть такую гадость? Ну было когда-то, лет так пятьсот назад. За все века двоих-то и упомню, кого съела. И то за дело! Уж очень вредные оказались. Приняла, так сказать, удар на себя. Людей от невиданной вредности отгородила, в землю вредность не закопала, огню не дала. Короче, всё сама, всё сама. А они своими чернилами доброе дело во зло обратили. Вот журналисты-писари! Уже тогда привирать в текстах стали, чтоб спрос на сказки больше был, чтоб интрига закрученнее. А я до сих пор страдаю, между прочим. И обо мне никто слёзы не льёт. Так что помогать людям я больше не помогаю. Одичали они от своей писанины и прочих увеселений, загрубели, в чудеса верить перестали. Так, подожди, совсем заговорил слабую женщину… Ты-то чего пришёл?
– Так белочка привела, я ж рассказывал, – как можно мягче произнёс Селиверстов, чтоб не обидеть Ягу каким-нибудь грубым словом, а то вдруг всё-таки правду писали люди, и эта, пусть и милая, женщина всё же отправит его в печь жариться, а потом и съест под каким-нибудь благовидным предлогом.
– А-а-а, белочка, – протянула Баба Яга. – Ты хоть понимаешь, кем приходится тебе эта белочка?
– Мне – белочка? – не понял Никита.
– Да, Селиверстов, тебе, – подтвердила Яга. – Я-то в своих лесах всех белок в лицо знаю. Знаю, кем были, почему белочками стали.
– То есть – кем были? – совсем запутался молодец.
– Людьми они были, серость ты необученная, людьми. Все, кто на моей территории умирает да в землю сырую уходит, должны заплатить за постой, заодно и грехи свои земные замолить, пока в мир мёртвых не отправятся, вот и ходят в звериных шкурах. А белочка эта – невеста твоя, два дня как умерла, потому что кое-то ей машину подарил, а о том, чтоб она водить научилась эту машину, не позаботился. Вот и попала девица-красавица в аварию, благо никого другого с собой на тот свет не прихватила, а то не ходить бы ей в белках. Ты покоя и одиночества в лесу искал, горе своё задабривал, а на неё наткнулся. И не просто так ты её встретил и вообще в лес пошёл, звала она тебя, молилась. Вот ты на неё и наткнулся, и потянуло тебя идти за рыжей. А невеста твоя тебя ко мне вывела, потому что знает, что помочь смогу, если захочу, конечно. Только как
