— Не нравится мне приезд барона, — насупился управляющий.
— А другой бы гордился такой милостью, — урезонила мужа Анна,
— И потом Габи… Рано девчонке работать на чужих.
— Удостоиться такой чести мечтает каждая девушка в округе.
— Каждая пусть. Но не наша, — рассердился Фехнер. — Ладно, отправляй ее. И чтоб возвращалась сразу же! Слышишь? — предупредил он и заковылял к дому.
С самого ухода племянницы в господский дом Фехнер не находил себе места. Смутное чувство тревоги усиливалось с каждой минутой. Девочка доверчива, как бы не случилась с ней беда. Попытался заняться работой — надо было починить ворота в конюшне, но все валилось из рук. Прошло два часа, три… Пора бы уже и возвратиться Габи. Захотелось немедленно запрячь лошадь в двуколку и поехать к барону. Но тогда скандал, и ему не быть управляющим. «Подожду еще полчаса, — решил он и направился в огород. — Грядку, что ли, прополоть? Так это забота Анны…»
От раздумий его отвлек истошный крик. Точно ножом полоснуло по сердцу Фехнера: «Габи!» Побежал, ковыляя, к дому. Так и есть, она. Уткнулась в грудь Анны и плачет навзрыд. По растрепанным волосам, разорванному платью понял: произошло самое страшное для девушки. Не помня себя от ярости бросился в дом и схватил охотничье ружье. «Я убью его!» Конечно, он мог обойтись и без ружья. Руки его легко гнули подковы, недаром двадцать лет Фехнер проработал кузнецом. Вот с ногой ему не повезло. В шестилетнем возрасте упал с яблони и сломал правую ногу. Кости срослись неудачно, и он остался хромым.
— Машина барона! — крикнула Анна.
— Уведи Габи, — потребовал Фехнер, из окна наблюдая за приближающейся машиной. — Один Ганс пожаловал…
Вышел навстречу непрошеному гостю с ружьем в правой руке.
— На охоту собрался, друг? — ухмыльнулся Ганс и, не дожидаясь ответа, протянул ему пачку марок. — Возьми. И никому ни слова. Понял? А завтра пусть она опять придет. И получит столько же.
— Подлец твой хозяин! — сквозь стиснутые зубы негодующе процедил Фехнер.
— Но, но! — погрозил пальцем Ганс. — Осторожнее, друг! Такое про самого барона? Скажу ему — завтра же гестаповцы в гости к тебе пожалуют.
— Мне ничего не будет за это.
— Тогда получишь за другое. За поездку в Россию, например. Я все знаю!
— Многие до войны ездили туда, — сник Фехнер, удивляясь, откуда мог знать рыжий верзила о его поездке в тридцатые годы на Сталинградский тракторный завод на стажировку.
— Многие уже и получили!
Ганс деловито разделил пачку купюр, одну половину сунул себе в карман, а другую протянул Фехнеру.
— Беру за подлеца-хозяина. Видишь, друг, как дорого стоит в сердцах оброненное слово! Считай, я его не слышал. — Он насильно вложил в руку управляющего деньги, покровительственно похлопал по плечу и сел в машину.
К мужу подошла заплаканная Анна.
— Что будем делать, Отто?!
Фехнер и сам не знал, как поступать дальше. Разговор с Гансом заставил его взглянуть на случившееся по-иному. Выходит, он в любой момент может быть выдан бароном гестаповцам, и отныне в качестве выкупа тот станет требовать к себе Габи. Бедная, бедная девочка! Если бы твоя добрая мать и твой отец, отдавший жизнь за таких «великих арийцев», как барон Тирфельдштейн, знали о твоем бесчестье. А дядюшка не сумел тебя уберечь, не смог защитить. Барону он никогда не простит твоего позора и при удобном случае отплатит за все сполна. Сейчас же срочно требовалось увезти Габи с хутора, но куда? Близких родственников нет, чужим людям в такое тяжелое время самим до себя. И вдруг сообразил: обратиться за помощью к Шмидтам. Барон уважает старого ученого, даже побаивается его. У них Габи будет в безопасности.
— Переодень Габи. Поедем с ней к Шмидтам, — сказал он жене и пошел запрягать лошадь.
Регина внимательно выслушала Фехнера, которого знала еще девочкой. Лицо ее залила краска стыда и негодования. Ведь Карл Тирфельдштейн в каждый свой приезд в Шварцвальд неизменно наносил ей визиты, дарил дорогие французские духи, и она часто каталась с ним на бричке.
— Какое варварство! — только и могла произнести Регина. — Я возьму Габи к себе, горничной. Но не могу ей много платить. Ведь мы…
— Нам ничего не надо, добрая фрейлейн! — не дал ей договорить обрадованный Фехнер. — Лишь бы вы защитили девочку от барона.
— У меня она будет в безопасности, — заверила Регина.
Она поведала о несчастье племянницы управляющего отцу. Шмидт долго молчал, болезненно переживая случившееся.
— Ты поступила правильно, дочь. А барон никогда не вызывал у меня симпатии.
До сих пор штандартенфюрер СС Фалькенгауз считал себя счастливым человеком. Ему всегда везло, и особенно в последнее время, когда бригаду перебросили под Берлин для охраны строящегося бактериологического центра. Поистине превосходное местечко, этот Вальтхоф! После войны поблизости от него неплохо бы построить небольшую виллу и отдыхать на ней летом. А возможно, еще удастся обуздать полудикарку Регину, и тогда весь Вальтхоф перешел бы к нему в наследство.
И вдруг все рухнуло в один день — из РСХА пришло предписание: он назначался начальником охраны штаба 6-й полевой армии и лично ее командующего генерал-полковника Паулюса. Было приказано ехать на восток, не дожидаясь преемника.
Фалькенгауз направился к доктору Штайницу в надежде, что приближенный самого Кальтенбруннера прольет свет на столь неожиданное для него решение руководства РСХА. Ведь он сделал все, чтобы скрыть от посторонних глаз строящийся объект. Обнес его сплошным трехметровым забором, окружил двумя рядами колючей проволоки, воздвиг наблюдательные вышки для часовых, разработал безотказную систему сигнализации. Ни одна живая душа без его ведома не могла проникнуть на стройку! И в благодарность за все его труды — восточный фронт! Выходит, до октября 1942 года Фалькенгауз был нужен здесь, а теперь — в действующую армию. Другое дело, если бы перебазировали туда и бригаду. Но его подчиненные продолжали нести охрану бактериологического центра.
Штайниц сидел за столом в своем кабинете, делая пометки и исправления в схематическом проекте лаборатории. При входе командира бригады он прикрыл чертеж листом чистой бумаги. «Даже мне не доверяет», — обиделся в душе Фалькенгауз. Молча он положил свое предписание на стол.
— Да, я знаю об этом, — взглянул на текст Штайниц. — Мне только что звонили из Берлина. Очень сожалею о вашем переводе. Мне было приятно с вами работать, штандартенфюрер.
— Мне казалось, вы были мной довольны, доктор Штайниц…
