Посохин, положив локти на крышку стола, с невинной улыбкой посмотрел на Квасова. Тот никак не отреагировал на сказанное.
— Где ты был в прошлый вторник с ноля часов и до того момента как пришел в полицию? Или нет! Начни-ка с вечера понедельника. Часиков … с двадцати. Нет, лучше с девятнадцати. Ты же домой в понедельник пришел в семь вечера?
Квасов снова наморщил лоб и медленно кивнул.
— В семь.
— Видишь, мы уже точно знаем, во сколько ты пришел домой в понедельник. Мы и еще кое-что знаем.
— Что? — спросил Квасов, едва шевеля потрескавшимися губами. — Я ничего такого не делал. Можно я пойду? Мне домой надо.
— Николай, давай не будем отвлекаться. Возьми-ка пару таблеточек, а то головка у тебя, наверное, бо-бо.
Посохин достал из ящика стола начатую упаковку с лекарством и выдавил через фольгу на лежавший перед Квасовым чистый лист бумаги две таблетки.
— Мы же не изверги. Хотя многие о нас другого мнения. — Майор улыбнулся. Он считал, что улыбка не менее важный атрибут полицейского, чем пистолет или наручники.
Проводимое от имени государства насилие не должно выглядеть грубым и безжалостным, втолковывал он подчиненным. И всякий правонарушитель, в ком еще осталось что-то человеческое, оценит вашу доброжелательность по достоинству. Потом майор делал паузу и многозначительно добавлял: «Что может здорово сократить сроки расследования!»
— Николай, скажи, пожалуйста, ты домой в тот вечер пришел один?
— Один.
— Ты был выпивши?
Квасов слегка скривился.
— Вы же знаете. Чего спрашивать?
Он вздохнул и двумя пальцами, поочередно, положил таблетки себе на ладонь. Глядя на его руки, майор подумал, что они не мылись, наверное, уже неделю.
— Конечно, мы знаем, Николай, что ты был выпивши. Сколько ты выпил?
— Бутылку на двоих мы выпили.
— Водки?
— А чего еще? Не виски же.
— И пил ты с верным другом…
— С Ванькой Дрыном мы в тот вечер выпивали. С Иваном Дроновым то есть. Водички можно?
— Конечно.
Посохин плеснул из электрического чайника в стакан немного воды. Потом, взглянув на Квасова, долил стакан почти до края.
— Бери. Холодная.
Квасов поднес ладонь к лицу и, откинув голову назад, забросил обе таблетки в рот. Осушив стакан, он поставил его перед собой на стол и вытер губы тыльной стороной ладони.
— Так, дело пошло, — весело произнес Посохин, отставляя стакан в сторону. — Чуть попозже я тебя чайком уважу. И даже лимончик положу. У меня и мед есть. Тебе сейчас витамины и микроэлементы ох как нужны. Ты только рассказывай, рассказывай. Домой, значит, ты пришел один и был выпивши. Верно?
— Ну, да.
— Жена была дома?
— Раиса? Была дома. Где ей еще быть?
— Вы в тот вечер с ней поссорились, наверное? Да?
Квасов несколько раз громко шмыгнул носом.
— Она первая начала.
— И…
— Я ей ответил.
— Как? Вербально?
— Чего? Как обычно ответил. Послал… на три буквы.
— То есть в суд?
— В какой суд? — непонимающе уставился на Посохина Квасов. — Матом я ее послал.
Посохин подался назад. Спинка офисного кресла под весом его крепкого торса противно заскрипела.
— Ладно, общенародные шутки в сторону. Идем дальше.
— Дальше я пошел спать, — потупил голову Квасов.
— Куда?
— В дом. Куда еще?
— А где вы до этого с женой находились?
— Во времянке.
— Она не сказала тебе, что собирается куда-либо пойти?
— Нет. Только обзывалась. Это у нее хорошо получается.
Квасов говорил ровным тоном, глядя на пустой стакан и лишь время от времени тяжело вздыхал.
— Ты проспал весь вечер?
— Сначала я смотрел телевизор. Спать лег часов около двенадцати.
— По телевизору что показывали?
— Кино какое-то. Комедию.
— Название помнишь?
— Что-то американское. С неграми. Дурь несусветная. Мне не понравилось.
— Этот фильмец по какому каналу шел?
На некоторое время Квасов задумался.
— Не помню, — мотнул он головой и тотчас скривился.
— А жена где в это время была?
— Не знаю. В тот вечер я ее больше не видел. И потом не видел.
— Я понял. А ночью ты вставал? Водички попить, например? Пописать?
— Компот пил.
— Во сколько это было?
Квасов снова шмыгнул носом и потер грязной пятерней лоб.
— Не знаю. Я на часы не смотрел.
— Жены дома не было?
— Я не обратил внимания. Летом она обычно спит во времянке.
— Так. Не обратил внимания. А утром?
— А утром я заметил, что на веревке нет ее купальника. Она летом вечером почти всегда ходит на пляж, а мокрый купальник после этого вешает во дворе на веревку. И полотенца ее банного тоже не было.
— И ты сразу понял, что жены нет дома?
— Нет, я сначала все осмотрел. Времянку, баню. Гараж еще. Душ. Все облазил. В погреб даже спустился. Подумал, может она туда грохнулась. Женщина она упитанная. Объемы, габариты и все такое… Могла оступиться.
— Во сколько ты утром проснулся, помнишь?
— Часов в шесть. Я так думаю.
— Кровать, на которой обычно жена спала, была разобрана?
— Нет.
— Точно? Не ошибаешься.
— Нет, говорю вам. Она, по-моему, на ней и не спала в ту ночь. Кровать была застлана покрывалом.
— Во сколько жена обычно вставала по утрам?
— Во сколько вставала? Ну, в неторговые дни часов в девять. Иногда немного позже.
— А в те дни, когда вы торговали?
— В пять, если надо было ехать в Битюгово или в Новолиганьск. Если торговали у нас, то в шесть. Когда ездили за товаром, бывало по-разному.
— Не заметил где-нибудь от нее записки в тот день? Я имею в виду 31 мая. Или ты записку позже нашел?
— Не было никакой записки. Я же не слепой. Увидел бы рано или поздно, наверное.
Посохин взял стакан, из которого пил Квасов, повертел его в руке и, налив из чайника немного воды, пополоскал. Воду он выплеснул через открытое окно на газон.
— Не вспомнишь в чем твоя жена, ну, в какой одежде в тот день пошла на пляж?
Квасов сделал глотательное движение.
— В тот день не знаю. А обычно она ходила в махровом коротком таком халате, чтобы ляжки были видны как можно больше. Она их еще с молодости любила показывать, да и сиськи тоже. Красивая была. Потом так и не отвыкла. У нее два халата пляжных было. Один белый, а другой голубой.
— В понедельник какого цвета халат она надела? — спросил Посохин. Наполнив стакан на треть водой, он сделал несколько глотков, а остатки снова выплеснул за окно.
— Не знаю. Я же говорю, что не видел, в чем она пошла. Надо посмотреть какой дома остался.
