Дошли до перекрестка, через дорогу светился киоск. Показалось — никого нет, я постучал, сразу не открыли; уже собирались уходить, как окошко скрипнуло, донесся сонный бесполый голос:
— Я слушаю…
Я — Игорю:
— Ты все еще "бляголодный" мужчина?
— Знаешь, что возьми… возьми… — Задумался.
Я заглянул внутрь киоска; женщина продавец зевнула, слабо прикрыла рот; я повторил ее жест.
— А это у вас консервы, да?
— А на что это похоже?
— А вы откроете, если мы купим? — спрашиваю.
— Я дам нож, откроете сами.
Отлично… тогда четыре сардин в томате, пачку парламента, и… и… Черт с ним, будь оно проклято… Банку "Невского". Вот интуиция… Не хотел ведь подходить, как чувствовал, что будет спиртное…
— Не покупайте.
— А смысл? Не я, так другой купит… А хлеба нет?
— Нет.
— Тогда не надо хлеба. Вилок одноразовых, тоже?..
— Нет.
— И их тогда не надо.
— А завезут скоро? — спросил Игорь.
Женщина пожала плечами.
— Думаю, нет смысла ждать, — говорю ему.
— До поезда еще три дня, — возразил белорус, — время есть.
— Что-нибудь еще? — спросила продавщица, раздраженно.
— Чай, холодный, лимонный — один, и чипсов… нет, лучше фисташки…
Игорь мне:
— … так, все это и еще…! Мне! Мне! Карасей жирных и рыбешки мелкой, сырой на закуску! И молока, и сметаны побольше… и еще…
— И три корочки хлеба! — говорю ему, смеясь.
— Богатенький Буратино, — продолжал Игорь. — Какой аппетит! Какой помощник для папы Карло!
Как же там было? — вспоминал я.
— Кто хорошо ест, тот хорошо работает!.. — говорю.
Посмеялись.
— За эту роль Быкову надо было дать Оскара, — сказал Игорь.
— Басов и Этушь, тоже в общем-то…
— Ну да…
Недалеко нашли скамейку, расположились. Пока я пил пиво, Игорь расправлялся с консервами.
— Хочешь, съешь мою, я не голодный, — предложил ему.
Игорь прожевал, показал знаком "ок", и окунул пальцы в банку, за очередным куском. Я закурил.
— Ты веришь в знаки? — спрашиваю.
Белорус перестал жевать, оглянулся по сторонам, качнулся в мою сторону: — Я давно заметил, — прошептал он, — "Уступи дорогу", "Пешеходный переход", и "Шлагбаум" — не настоящие знаки. Я им… не верю. Очень настораживает: "Конец ограничений", и "Парковка". — Засмеялся.
— С парковкой, все как раз понятно, — говорю. — Есть еще знаки внимания, препинания, согласия… я не о них. Гляди: открываешь пачку, — там три сигареты, в три часа — попадаешь в аварию, три голубя — пьют воду из лужи, афиша — фильм "ТРИстан и Изольда". Звонишь в вен кабинет, узнать: чего там с анализами, но вовремя бросаешь трубку. Понимаешь: сегодня звонить нельзя, — сегодня скажут — ТРИппер.
Игорь посмеялся, открыл пачку фисташек.
— Тебе смешно, да? Я видел знаки сегодня… Было видение… Ты утонул, друг…
— Я не верю в знаки, — сказал Игорь. — Просто трудный день, — субъект — ты впечатлительный. Капитан чуть не утоп, мальчики эти нехорошие, головкой стукнулся, плюс алкоголь, плюс… все в общем-то понятно.
— Знаешь, что? — говорю. — Отдай-ка ты мне эту цепочку, на всякий случай.
Игорь улыбнулся, снял ее, протянул мне: — Суеверный, да?
Я забрал, бросил в карман: — Нет, просто не хочу дать себе повода, стать суеверным.
Белорус открыл бутылку с чаем, сделал глоток: — А про знаки… Встречался я с девочкой… в школе еще. Надей — звали. Переехала в другой город с родителями, сказала позвонит. Год прошел, и еще год, и еще и вот выпускной. Да, а я ж все это время звонка ждал… каждый день. Просыпаюсь утром от того, что во дворе кто-то Надю зовет. По телевизору про Надежду Крупскую, включаю радио, а там: "Надежда, мой компас земной…" Тогда я, подхожу к телефону, слушаю, есть ли гудки, проверяю контакты, — все шнурки, проводки, сажусь рядом, жду. На глаза дневник попался, а там мое отчество — "ГенНАДИевич". Смотрю на шкаф, думаю, надеть пиджак или… и сам себе улыбнулся — НАДЕть. На выпускной не пошел, так весь день перед телефоном и просидел.
— Позвонила?
— Не помню. Слушай другую историю. Одолжил я сто рублей одному знакомому…
— Что значит: "не помню"? — рассердился я.
— Давно это было…
— Позвонила или нет? Подлец.
— А, про сто рублей, значит не интересно?! — Обиделся Игорь.
— Знаешь, что… Я тебе удочки не отдам… Ты мне их подарил… И рыбок всех своих, и всякие отцепы, и крючки, и…
— Подожди-подожди… Когда я тебе подарил? — Удивился он.
— В больнице, когда прощался…. - говорю.
— Эта бейсболка слишком тугая. Вены передавила, кровь в мозговой пузырь не поступает. Ничего. Завтра утром куплю тебе цилиндр. Огромный оранжевый цилиндр.
— Ах так… Значит про то, что снасти подарил, тоже не помнишь?..
— Чего только не померещится с перепугу… Знаки говоришь… Я тебе снасти обещал, до того как утонул, или после?
…возле машины. Игорь еще раз провернул ключ в замке зажигания, под капотом запищало, но двигатель не завелся.
— Говорю же аккумулятор сел. Бесполезно. Давай ложиться.
Игорь сделал еще две попытки, сдался.
— Сглазил ты ее, — упрекнул он. — Ладно, не хочешь, чтобы я ее завел, не буду. — Отодвинул кресло, опустил спинку, вытянулся. — Прохладно здесь у вас. И машины не заводятся… Плохие у вас машины, я тебе скажу…
— Да, особенно японские.
— С каждым годом все только хуже и хуже… — как бы размышлял вслух белорус. — Ничего… ничего же не греет. Даже машина отказывается…
Игорь вздрогнул, поежился. Интересно, — не помню, чтобы он брюзжал. Может быть, просто… Да, наверное, вся эта история нас сблизила. Я еще ниже опустил спинку сидения, повернулся к нему.
— Не говори, — поддержал тему. — Страшное что-то: хрусталь уже не хрустит, парнокопытные — парами не скопычиваются, заморыши — за морем не орышут…
— Чего не делают заморыши?
Я хохотнул: — Слышь Игорь, — у меня в сумке куртка, — хочешь, накинь.
— А ты, чего не одел?
— Не удобно. Ты раздетый, а я… Где, твой пиджак?
— Изорвался весь… выбросил я его, — ответил Игорь, зевнул. — Тащи свою куртку. Извращенное у тебя какое-то представление о… Давно надо было товарищу предложить. А так ведь, никто благородства твоего не оценит…
Я достал сумку, вытянул куртку, отдал Игорю.
— Держи, — говорю, — помни мою доброту.
— Да брось ты — доброту, — сказал, кутаясь в куртку, — все вы претворюхи- мухи… корчите из себя, — а я ничего… а я подыграю… И тебе приятно — типа хороший, и мне тепло… Не каждый человек удостаивается чести сделать мне добро! Теперь, ты мой должник.
