— Но сейчас не время любить, — продолжал Конрад. — Время ненавидеть и действовать. Любыми средствами. За алтари и очаги.
Что-то неистовое было в выражении его лица. Мерильда никогда прежде не видела брата таким.
— Сейчас мы все проходим проверку, как металлы в мастерской ювелира. — Он начал тяжело вышагивать по комнате. — Огонь и кислоту выдержат только благородные металлы.
«Какой высокий стиль!» — насмешливо подумала Мерильда. Но сказала:
— Ну уж мы-то с тобой благородны от двенадцатого колена!
— Ты всегда была легкомысленна.
Конрад подошел к ней, посмотрел сверху вниз. Она подняла голову:
— Пока не поставили к стенке Луиса, не отобрали дом и не запретили уезжать. Теперь я готова грызть их живьем!
Она даже скрипнула зубами.
— Что ж, сестра... Ты твердо решила?
— Терять мне нечего. «За алтари и очаги! Аминь!»
Конрад помедлил, глядя на нее. Потом подошел к письменному столу, взял листок и карандаш. Быстро написал, протянул записку:
— Вот. Адрес запомнила? Пароль: «Аделанте». Отзыв: «Фиалка». Получишь записку или устный ответ — немедленно назад. Дорога́ каждая минута. — Он кивнул на дверь: — Иди.
Мерильда оторопела:
— Сейчас? Ведь скоро полночь!
Он протянул руку:
— Дай. Я сам. Она решилась:
— Переоденусь и пойду.
Выбежала в ванную. Конрад подошел к балконной двери. Ветер парусил занавеси.
Мерильда вернулась уже одетая:
— Иду. Можешь быть спокоен.
— Да поможет нам бог! — Он поднял руку. — Жду.
Она вышла. Хлопнула входная дверь. В комнату внесла поднос с бутербродами и кофе Бланка.
— Вот. Больше ничего нет. Вы же знаете — карточки... — Она виновато посмотрела на Конрада. Оглянулась: — А где же Мери?
— Я ее послал... Мне надо.
Конрад подошел, взял из ее рук поднос, поставил на стол:
— Я рад тебя видеть.
— Я ждала вас... Я знала...
— Мы не могли разминуться. Мы шли навстречу друг другу. — Он отступил. С улыбкой посмотрел на нее: — Как ты похорошела! А волосы — как червонное золото!
— Вы совсем не изменились. — Она достала из сумочки фотографию. — Только эта борода... Настоящий повстанец.
Конрад глянул на снимок. Разорвал:
— Это неосторожно.
— Что вы наделали!
Он улыбнулся:
— Зачем? Теперь здесь я. — За руки притянул девушку к себе.
Она послушно приникла к нему:
— Конрад?.. Помните?..
— У меня дурацкая память. Я никогда ничего не забываю.
— На мне было голубое платье... Мой первый бал!
Бланка счастливо рассмеялась. Он обнял ее:
— Ты — прелесть!
Она потрясла головой:
— Может быть, все это — сон? Поцелуйте меня! — Сама потянулась на носках, поцеловала. — Откуда вы взялись, Конрад?
— Оттуда... — Не отпуская Бланку, он снова подошел к балконной двери. Помолчал, прислушиваясь: — Шумит... Только в Гаване так шумит море. Только в Гаване так поет ветер... И все так же мигает маяк Эль-Морро, добрый старик мечтатель из моего детства...
Он задумался. Потом повернулся, обнял Бланку, обхватил обеими руками:
— Я научился ненавидеть... Но, оказывается, я не разучился любить!
— Чудно... Маяк Эль-Морро тоже был таинственным другом моего детства... А сейчас с его камней спиннингами ловят рыбу. Пойдемте завтра ловить?
— Ловить рыбу? — Он рассмеялся. — Ты просто прелесть, Бланка! Сколько у тебя хладнокровия и мужества! Я уже переставал верить. Я уже привык иметь дело с предательством и трусостью... — Разомкнул руки, отошел к балкону: — Может быть, и правда, никуда не надо идти, разве что со спиннингами на маяк Эль-Морро... А эти негодяи и трусы пусть копошатся, как в навозной куче, пусть себе играют в полководцев, премьеров и президентов... Они дрожат от страха, когда кто-нибудь хлопнет у них над ухом в ладоши. Единственное, на что они отважились, — это послать своих сынков на Плайя-Хирон. Да и то думали, что это будет увеселительная прогулка с пикником на берегу моря и с девочками из «Тропиканы»... Как я рад, что вырвался оттуда! Пусть это будет стоить мне жизни!
Бланка слушала, пытаясь вникнуть в смысл его слов, но ничего не могла понять: «Наверное, я схожу с ума от радости!..»
— Почему ты не ешь? Поешь же! Ты останешься здесь? — Она осмотрелась: где же устроить гостя?
— У меня только один диван... Но я смогу спать и в кресле...
— Глупая!.. — Он притянул девушку к себе: — Разве имеет значение что-нибудь, кроме нашей любви?
Она решилась. Достала из шкафа постель. Одну подушку, вторую. Руки ее сделались непослушными, ватными.
Конрад снял с пальца перстень. Подошел к ней. Надел перстень на ее холодный дрожащий палец:
— Перед богом и всем светом!..
Обнял и поцеловал в губы. Далеко за домом, в городе, куранты начали бить полночь.
Обрагон прислушался к бою курантов:
— Полночь... — Снова перевел взгляд на Хосе: — Ну и что дальше?
— Мальчишка сразу ее узнал. Сказал мне. Я — за нею. А она — прямо к тому дому на бульваре Пасео. Я ее и... Догнал и...
— И опять поторопился, — досадливо оборвал Васкеса капитан. — Немедленно возвращайся к дому Сальгадо. Проверь, у нее ли еще шофер Мануэль. А эту пусть введут.
Хосе вытянулся:
— Слушаюсь, капитан! — Круто повернулся, вышел.
Тотчас боец ввел в кабинет Мерильду. Женщина остановилась посреди комнаты. На ее лице застыло смешанное выражение удивления и брезгливости.
— Прошу, — показал на кресло Обрагон.
Она вскинула голову:
— Бывала здесь...
Подошла не к тому креслу, на которое показал капитан, а к другому, низкому, в углу, под торшером:
— Разрешите? Мое любимое.
Села. Закинула нога на ногу, достала сигареты, закурила.
«Снова — кто кого... — подумал Обрагон. — Эта штучка будет выкручиваться. Гонор, ненависть — и страх». Он положил перед собой стопку чистых листов бумаги, начал писать: «Мерильда Антонио де ла Перес...» Поднял голову:
— Возраст?
Женщина не торопясь затянулась сигаретой. Оттопырила губы, выпустила струю дыма:
— Вы плохо воспитаны. У дамы возраст не спрашивают.
«И она еще преподает мне уроки хорошего тона!..» Капитана начало это забавлять.
— К сожалению, на этот раз вы не на рауте, а на допросе у следователя, — насмешливо сказал он. И резко, тоном приказа, повторил: — Возраст?
— Двадцать семь, — передернула плечами Мерильда. — Хотя все давали не больше двадцати.
— Вас окружали лгуны. Место рождения?
— Мое — Гавана. — Она сделала паузу, — Моих предков — Мадрид.
