Геннадий Гусаченко - Рыцари морских глубин

— Сроки?

Начпо виновато посмотрел на меня, вздохнул:

— В том то и вся беда! Мало времени. Три дня всего…

— Ого! — вырвалось у меня. — Видел я те щиты на стадионе, на плацу, на территории базы… Со счёту сбиться можно… Не успею.

— Надо постараться! Сделаешь — я тебе отпуск выхлопочу с выездом на родину!

— Был я уже в отпуске, тащ кап второго ранга…

И тут меня словно кто шилом ткнул в задницу:

— Вызов должен прийти из университета на сдачу вступительных экзаменов… Если напишу на стендах все тексты в срок, отпустите?

— Это ещё проще! Основание серьёзное. Отпущу, конечно.

— Кисти, краски, тексты готовы?

— Всё есть! Пошли, не будем терять время.

И я принялся, не разгибая спины, за работу. От зари до зари. На исходе третьих суток все щиты украсились разноцветными надписями, типа: «Воин–тихоокеанец! Крепи боевую готовность!». Или: «Моряк–подводник! Высокая боевая выучка — основа живучести корабля!» Вверху на стенде — маленький военно–морской флажок, внизу — силуэт лодки белилами. Последние щиты при свете карманного фонарика заканчивал. Начпо осмотрел, остался доволен.

Днём позже на почте мне вручили письмо и пакет из Владивостока. Дрожащими пальцами распечатал и то, и другое.

Письмо было от Раисы Железной. Жаловалась на жизнь, приглашала на встречу, сообщала адрес. В пакете, помимо вызова на вступительные экзамены, прилагалась программа к ним. Вне себя от счастья, я побежал к начпо дивизии. Он, озабоченный приездом на Камчатку Министра Обороны, мельком взглянул на мои бесценные бумаги.

— Иди в строевую часть, получи проездные документы.

И всё?! Так буднично просто? Долго ждал этого момента, а всё решилось в одну минуту. Ещё не веря в успех, я сбегал к Евгении Дмитриевне Говоруха — учительнице русского языка и литературы на подготовительных курсах. Поделился радостью вызова на экзамены.

— Вот возьми ключ и записку с адресом квартиры на улице Некрасовской. Это почти рядом с универом. — сказала, приятно картавя, всегда весёлая, жизнерадостная женщина с явно украинским акцентом. — Квартира наша там пустая. Будем менять на Севастополь, но это будет не скоро. Живи пока.

Это было большим счастьем. Ехать во Владивосток, где есть угол для проживания!

Вручая мне проездные документы, начпо поблагодарил за стенды и поинтересовался:

— Во Владивостоке где жить будешь? В общежитии?

— Мне капитан первого ранга Говоруха ключи от своей квартиры дал. Буду один жить в ней, — немного бравируя, беззаботно ответил я, погрешив от истины: ключи дала Евгения Дмитриевна.

Начпо чуть со стула не упал.

— Тебе дал ключи Говоруха, секретарь парткомиссии эскадры?

— Он самый, капитан первого ранга Говоруха… А что?

— Да нет, ничего… Счастливого пути! Желаю успешного поступления! — встал из–за стола начальник политотдела дивизии и долго тряс мне руку. Неудивительно: карьера начпо и его партийная работа во многом зависели от оценки секретаря парткомиссии эскадры капитана первого ранга Говорухи.

С билетом пассажира в каюту третьего класса я стоял на палубе огромного океанского лайнера «Советский Союз» — «трофейного судна, ранее, якобы, называвшегося «Адольф Гитлер», на котором фюрер расхаживал со свитой генералов и адмиралов». Признаться, тогда я верил в эту легенду камчадалов. Позже узнал, к немалому своему разочарованию, что «Советский Союз» — германский лайнер «Ганза». А бывший «Адольф Гитлер» — «Россия», бороздит Чёрное море.

Я смотрел на Авачинскую бухту, на удаляющийся Петропавловск — Камчатский, на белый пик вулкана над ним и всё не мог поверить в удачу. Мне казалось, что вот сейчас нас догонит катер, и меня ссадят с судна, отправят назад на «Неву». И я молил Бога, чтобы К-136 задержалась подольше в море, и старпом Куренков не смог бы тогда меня достать. Но вот миновали скалы Три брата, вышли в открытое Берингово море. Теперь уж точно я свободен как птица!

До темноты я не покидал шлюпочной палубы «Советского Союза», с трудом сдерживая переполнявшие меня эмоции. Лишь холод дождливой ночи загнал меня в каюту. Я разделся и нырнул в мягкую, невиданную постель: с рюшами на покрывалах и наволочках, с белоснежными простынями. Безмерно счастливый, я укрылся нейлоновым, воздушно–лёгким пледом и ощутил прилив нового, неизвестного ранее чувства удовлетворённости собой и благодарности командирам, товарищам по экипажу.

В соседней каюте матросы–отпускники громко горланили под гитару:

Прощай, флот! Впереди меня ожидает новая жизнь. Ещё не знаю какая, но видится она мне заманчиво прекрасной.

Я блаженствовал в роскошной постели и заснул в ожидании радости и счастья.

Утреняя заря засверкала в иллюминаторе лайнера солнечными лучами прояснившейся погоды, вселявшей хорошее, приподнятое настроение. И то сияли лучи надежды поступления на восточное отделение университета.

Как всё удачно срослось: начпо с его стендами, вызов из университета, письмо от Раисы, ключи от квартиры. Теперь всё зависит от меня. Не делать ошибок и глупостей, научиться спокойно, терпеливо ждать и упорно добиваться намеченного.

Динамик судовой трансляции, созвучный моим мыслям, голосом любимой Анны Герман убеждал:

С тех пор, как я, озарённый радужными мечтаниями и надеждами, ошалелый от свободы распоряжаться самим собой, созерцал Берингово море с палубы «Советского Союза», прошло больше сорока лет. Многое повидал, многое испытал за эти годы, но всему, чему научился в этой непростой жизни, я обязан флоту.

Спасибо, флот!

Сегодня я заканчиваю на некоторое время дневниковые записи о плавании по великой сибирской реке Обь, о детстве, юности и военно–морской службе. Но прошу не называть их мемуарами. От этого слова неприятно отдаёт маразмом и старческим склерозом.

Путешествие в Никуда по реке–жизни продолжается, и я ещё не раз возьмусь за карандаш и блокнот, чтобы, раскаиваясь в грехах, поведать дневнику сокровенные тайны, заодно скрасить одиночество, приглушить тоску, печаль и скуку в часы вынужденного бездействия.

«А как же, — спросите вы, — сложилась судьба К-136 и 29‑й дивизии подводных ракетоносцев?» Правильный вопрос. Я совсем упустил его из виду. Исправляю ошибку и, как говорится, «под занавес» сообщаю, что ведомо мне.