— Нет…
— А зачем тогда сюда прибыл, если есть не хочешь? Тебя вызвал Фред?
— Ну, вроде того.
— Были новые планы насчет раскопок?
— Возможно. Но ими Фред не успел поделиться.
— У парня было много планов. Не удивительно, что его убили. Надеюсь, у тебя есть подходящая версия? Ну, ты понимаешь… — Ежевикин подался вперед и шепнул: — Кто убил Кормана?
— Не знаю. А вы… знаете?
— Версия есть. И у Дерпфельда есть. И у тебя она скоро появится. Вся сложность не в версии, а в том, как поймать убийцу. Как взять его за жопу. Сомневаюсь, что у Дерпфельда это получится. Эти твари очень хитры. Я пару раз с ними сталкивался… — Ежевикин загадочно улыбнулся. — Уж если они Фреда завалили, то тебя, наверняка, обведут вокруг пальца. И Дерпфельда тоже. Я бы на вашем месте был очень осторожен. Впрочем, Фред осторожничал, а что толку? И охрана не помогла. Скажу по секрету: охрана — видимость. Я всегда говорил, что все охранники на всех планетах зря хлеб едят!
Платон поднялся. В болтовне Ежевикина, как всегда, практически не было никакой информации. Он болтал ради того, чтобы болтать, и каждый раз — обычно на одну и ту же тему. Неэффективность охраны, людская глупость, экскременты — вот его любимые темы. В разговоре Ежевикин непременно затрагивал все три, а, исчерпав, опять шел по кругу. И так до тех пор, пока собеседник не отваживался на бегство.
До рассвета еще далеко, но спать не хотелось. Вернуться в спальню и разбудить Елену и… Нет, лучше отложить венерины забавы до утра, когда над изумрудным морем начнет вставать солнце Рая. Профессор Рассольников направился в кабинет Кормана. Комнату не опечатали.
Свет в кабинете загорался автоматически. И оглядывая совершенно голые стены, полупустой книжный шкаф и стеллажи, а также совершенно чистый стол, Платон понял, что недооценил местную полицию. На всякий случай он зачем-то открыл по очереди все ящики. Но мало что нашел. В верхнем сохранились две пачки визитных карточек с эмблемой «Эдема» на настоящей плотной бумаге. Одна, упакованная в пластик. Другая — распечатанная. Именно на такой Корман написал свое послание. Все карточки были чистые, кроме одной — в середине пачки. На ней рукой Кормана был записан стих:
«Им для того ниспослали и смерть, и погибельный жребий
Боги, чтоб славною песнею были они для потомков»[1]
Видимо, полицейские не подумали, что в блоке чистых карточек может лежать одна с надписью. Платон положил исписанную карточку в карман. Корман обожал цитаты из Гомера, когда они с чем-то соотносились. С каким-то событием или… Наверняка, Альфред планировал загадать еще кому-нибудь хитрую головоломку, да не успел.
С чем могли соотноситься эти две строчки, профессор представить не мог. Разве что Корман намекал на собственную близкую смерть. Если он ее предвидел, конечно. Но, скорее всего, речь шла о чем-то другом. Но о чем? Чья погибель?
Закончив обследование стола, археолог перешел к книжному шкафу.
В шкафу — электронные книги. Но и так ясно, что библиотека несколько поредела после обыска. Ничего интересного: приключенческие «искалки» с видоеблоками, интерактивные детективы, немного классики. Кроме книг на стеллажах осталась лишь коллекция раковин с планеты Эгейское море. Несколько раковин были огромными — больше метра в длину, лихо закрученные спирали с острыми шипами, одни голубовато-серые снаружи, другие — золотистые, с прихотливым коричневым узором от сиены жженой до умбры жженой, и все непременно палевого оттенка внутри с огненными лессировками по краю. Коллекция разнообразная. Но такие сувениры не редкость на перекрестках Галактики: магазины галактического Интернета предлагают наборы раковин в первой тысяче своего ассортимента.
Платон взял одну, осмотрел. Привез их Альфред или купил в качестве сувенира, когда у него появились большие деньги? Археолог осмотрел вторую раковину — побольше… потом третью… На третьей почудилась какая-то надпись. Профессор поискал цифровую лупу. Нашел на стеллаже. Нет, лишь почудилось. Всего лишь дефект — в раковину врос какой-то осколок. Говорят, раковины с планеты Эгейское море светятся, если опустить их в воду. Платон прихватил с собой три самые большие и отправился в холл. Опустил эгейских «красоток» в мелкий бассейн. Они тут же стали светиться. Две — красноватым светом, одна, самая большая, голубым. Красиво. Надо будет показать Елене. Хотя ее вряд ли можно поразить такой незатейливой забавой.
Атлантида вышел в сад — подышать сладким предутренним воздухом. Солнце уже всходило, и мир был полон восторженных предчувствий. Предчувствия, разумеется, не сбудутся. Но это не имеет значения. На Райском уголке хотелось изъясняться высокопарно. Поэтому Платон всегда относился к любой форме Рая настороженно: за пребывание в райских кущах всегда требуют непомерную плату, как верно заметил Дерпфельд. Наверняка, парень не такой идиот, каким старается казаться. Но люди обожают принимать маску за подлинное лицо.
Прохлада обволакивала, не вызывая дрожи. Ровно подстриженная трава блестела мелкими бусинками росы и серебрилась. В прохладе растворялось все — жар тела, тревога, нехорошие предчувствия. Женщина — настоящая, не андроид — в бело-голубой форме служительница отеля расставляла на лужайке заказанную на нынешний день мебель. Женщине было за сорок. Милашка. На Райском уголке не встретишь некрасивых женщин. Все — красавицы, начиная с прислуги и кончая миллиардершей. Но то не естественная красота, ибо Рай — неестественное место.
Расставляя стулья, женщина в бело-голубой униформе заученно улыбалась. Почему ей не пристегнули белых ангельских крылышек на спину? Да, да, крылышки непременно нужны. И еще нужен антигравитационный пояс. Ангелочек-прислуга…
Не смешно.
— Вы были знакомы с Альфредом Корманом? — спросил Атлантида.
— Нам не положено говорить о клиентах. — Возможно, женщина тоже принимала таблетки антиправды — голос ее звучал так ровно, будто она рассуждала о погоде на Райском уголке, — а здесь погода всегда изумительная.
— Этот клиент мертв. А я должен найти убийцу.
Ее взгляд уперся в висящий на цепочке лимон.
— Разве вы — коп? — Она недоверчиво покачала головой, продолжая улыбаться. На полицейского профессор Рассольников был явно не похож.
— Я — частный детектив. И — кстати — убийца разгуливает на свободе. Вам не страшно? — Платон вдруг подумал, что все обитатели Рая должны быть трусливы. Ведь героизм — это всегда до Рая. А здесь подвиги ни к чему.
Женщина нахмурилась.
— Незадолго до его смерти… часа за четыре… или около этого. Я видела господина Кормана в саду. Он сидел в этом кресле. — Она положила руку на спинку садового кресла из настоящих деревянных реечек. — И он спросил меня: снятся ли мне сны? Я сказала: «Да». — «Хорошие?» — «Я принимаю таблетки „Райский сон“». — «Я тоже принимаю. Но не помогает. С первого дня, как я здесь, мне снится такое…» — он замолчал.
