— Вот, любезный Видаль, вы теперь видите весь наш город как на ладони, — сказал капитан Гаралан. — Теперь вы можете иметь о нем полное представление.
— Я нахожу его очень интересным даже после Будапешта и Пресбурга, — ответил я.
— Мне очень приятно это слышать, потому что я люблю свой родной город. Обратите внимание: у нас совсем нет нищих. Это потому, что у нас обеспеченные классы чрезвычайно отзывчивы на несчастье ближнего и не допускают никого до нищеты. Как только услышат, что кто-нибудь бедствует, сейчас же спешат ему на помощь и так или иначе ставят его опять на ноги.
— Я слышал об этом и прежде, — сказал я, — и знаю даже, что, в частности, доктор Родерих очень много помогает бедным, а также ваша матушка и мадемуазель Мира.
— Они делают то же, что и все. Повторяю вам, здесь все состоятельные люди дружно заботятся о том, чтобы в городе не было нищеты. На мой взгляд, благотворительность — наша первейшая обязанность.
— Да, но ведь эту обязанность можно исполнять по-разному.
— Это уж чисто женское дело, любезный Видаль. Кроме того, жизнь в нашем городе течет удивительно дружно и мирно. Нет ссор, нет политических дрязг. За своими согражданами я знаю только один крупный недостаток.
— А именно?
— Они слишком суеверны. Верят во всякие страшные легенды, басни, верят в привидения, в колдовство, в разную чертовщину.
— Ну, я думаю, доктор Родерих не верит: ведь он врач, и человек разумный. Но неужели ваша матушка или мадемуазель Мира?
— В том-то и дело, что они обе не отстают от других. Пробовал я бороться с этой их слабостью, но ничего не мог сделать. Разве вот Марк мне поможет…
— Если только, наоборот, Мира не собьет его с толку.
— Наклонитесь с парапета вниз, любезный Видаль. Теперь посмотрите на юго-восток. Видите бельведер?
— Вижу. Это ваш дом?
— Он самый. И в нем есть столовая, и в этой столовой скоро подадут завтрак. А так как мы с вами тоже приглашены к этому завтраку…
— Я к вашим услугам, дорогой капитан.
— Так пойдемте. Не будем больше нарушать безмолвия нелюдимого замка и пройдем бульварами домой.
Мы сошли с башни и вышли из замка. Бульвары в Раче тянутся цепью, меняя свои названия, и образуют три четверти круга, стягиваемые Дунаем. Они обсажены в четыре ряда буками, липами и каштанами. Внешние проезды застроены красивыми домами зажиточных людей. Перед каждым домом садики и цветнички.
На проезжей части двигались изящные экипажи, на боковой аллее встречались нам элегантные всадники и дамы в нарядных амазонках.
На последнем повороте мы свернули налево и вышли на бульвар Текели, направляясь к набережной Батьяни.
Пройдя несколько шагов, я обратил внимание на дом, одиноко стоявший в глубине сада. Дом казался мрачным, запущенным: окна были закрыты плотными занавесками, по-видимому никогда не раздвигавшимися. Фундамент был покрыт мхом. Около дома росли репейник и сорные травы. Дом очень контрастировал с соседним домом.
Посредине фасада было видно крыльцо с тремя полуразрушенными ступенями и облезлой дверью. Дом имел совершенно нежилой вид.
— Чей это дом? — спросил я.
— Чудака одного, — отвечал капитан Гаралан.
— Он только портит весь бульвар, — заметил я. — Следовало бы городу его купить и снести.
— Вот было бы хорошо! — согласился капитан Гаралан. — Тогда и владелец его убрался бы куда-нибудь отсюда — хоть к самому черту, с которым, кстати, он состоит в близком родстве, если верить здешним кумушкам.
— Кто же он такой, этот интересный господин?
— Немец.
— Немец?
— И даже пруссак.
— А как его имя?
Капитан Гаралан собрался ответить, как вдруг дверь дома отворилась. Вышли двое мужчин. Один, постарше, — на вид ему было лет шестьдесят — остался на крыльце, а другой, моложе, перешел через двор и вышел за ворота.
— Вот как! Он здесь! — прошептал капитан Гаралан. — А я думал, его нет в городе.
Вышедший за ворота человек увидел нас. Капитан Гаралан и он обменялись самыми недружелюбными взглядами. Очевидно, они были знакомы.
Я тоже узнал этого человека. Когда он отошел от нас на несколько шагов, я воскликнул:
— Это он!
— Вы разве его видели раньше? — изумился капитан Гаралан.
— Я с ним ехал на «Доротее» от Будапешта до Вуковара. И никак не ожидал встретить его в Раче.
— И лучше бы было не встречать!
— Вы этого немца, кажется, не очень жалуете? — спросил я.
— Его никто здесь не жалует. Кроме того, я лично имею против него зуб. Достаточно вам сказать, что он осмелился свататься к моей сестре. Но мы с отцом дали ему такой отказ, что едва ли ему придет в голову повторить попытку.
— Так вот это кто! — вскричал я.
— А вы разве знаете?
— Знаю, мой дорогой. Это Вильгельм Шториц, сын знаменитого ученого Отто Шторица, из Шпремберга.
Прошло еще два дня. Я продолжал осматривать Рач, употребляя для этого все свои свободные часы. Подолгу простаивал я, между прочим, на мосту, соединяющем оба берега Дуная с островом Свендор, и не уставал любоваться великолепной рекой.
По правде сказать, мне то и дело вспоминался Вильгельм Шториц. Итак, он жил обыкновенно в Раче, а не в Шпремберге. Жил он, как я вскоре узнал, с одним слугой Германом, таким же несимпатичным и необщительным, как и его господин. Мне даже теперь казалось, что этот Герман и следил за мной и Марком, когда мы шли по набережной Батьяни.
Я не счел нужным рассказывать Марку о том, как я и капитан Гаралан встретили Вильгельма Шторица на бульваре Текели. Марк мог, пожалуй, взволноваться от известия, что Шториц находится в Раче. К чему омрачать его счастье хотя бы легкой тенью тревоги! Мне только хотелось, чтобы этого отвергнутого жениха не было в городе, хотя бы до тех пор, пока не состоится свадьба Марка и Миры.
Утром шестнадцатого числа я собирался уже идти на свою обычную прогулку, намереваясь посетить на этот раз окрестности Рача, как вдруг в мою комнату вошел брат.
— У меня большое дело сегодня, — сказал он, — Я должен оставить тебя одного, ты уж не сердись.
— Иди, иди, Марк, ничего. Не беспокойся обо мне.
— Гаралан не собирался зайти за тобой?
— Нет, он тоже сегодня занят. Но это ничего, я один позавтракаю в каком-нибудь трактире на том берегу Дуная.
— Только, пожалуйста, Генрих, возвращайся к семи часам вечера. Не опаздывай.
— У доктора так хорошо кормят, что уж я, разумеется, не пропущу.
— Вот лакомка!.. Надеюсь, ты не забыл, что послезавтра у Родерихов большой званый вечер. Соберется все высшее общество Рача.
