Мообс, насвистывая «Ойру», отправился в клетушку, где раньше находились в заключении пленные, и собрался прикорнуть на койке.
Фламмери, по совести говоря, собирался совершить перед сном небольшую прогулку, но Цератод (удивительно, как испортился за последние несколько дней его характер!) остановил его:
- Я хотел бы, мистер Фламмери, обратить ваше внимание на некоторую ненормальность создавшегося положения...
Фламмери раскуривал в это время сигару. Он не спеша выпустил изо рта клуб дыма и с удовольствием втянул его ноздрями в себя.
- Прекрасная все-таки вещь гавана, особенно здесь, на краю света!
- Я здесь старший по чину? - спросил Цератод, стремительно накаляясь.
- Если продолжать считать барона противником... Ну что за сигара!.. '
- Разрешите мне, по крайней мере, не считать его союзником в дипломатическом смысле этого слова!
- Хорошо... если это вам так экстренно требуется.
- А раз так, - победоносно заключил Цератод, - то мне здесь никто, слышите, никто не может приказывать. Старший по чину офицер находится во время выполнения той или иной боевой операции там, где он считает нужным с точки зрения военной обстановки.
Фламмери отвечал ему невыносимо наставительным тоном:
- Вы старший по чину. Поэтому вы и должны возглавить завтрашнюю операцию.
- Я принимаю решение остаться здесь, в пещере. Будет только справедливо, если вы, как младший по чину, как капитан, пойдете завтра в Новый Вифлеем с Мообсом и обоими немцами.
- Акцию должны возглавить вы, майор Цератод.
- Капитан не может приказывать майору! - Цератод дошел почти до визга. - Это должно быть известно даже капитанам Красного креста.
- Перед вами, господин майор, не капитан, а глава острова Взаимопонимания.
Поразительно спокоен был мистер Фламмери в эти драматические минуты!
- Передо мною американец, желающий избавиться от единственного оставшегося здесь англичанина.
- От вас зависело, чтобы англичан здесь было двое.
- Вы забываете, что... - Цератод схватился за сердце.
- Идите, ложитесь спать. Завтра надо будет встать ровно в шесть утра. Пока вы дойдете до этой чертовой деревни...
- Кто вам сказал, что я пойду? .. Я категорически протестую...
- Скажите прямо, что вы боитесь, как бы вас завтра случайно не задело...
- Нет, это вы скажите прямо, что вы боитесь! .. Сами боитесь...
- Да, боюсь. И поэтому пойдете вы. Не хотите же вы, чтобы я назначил руководителем завтрашней операции майора Фремденгута? Майор Фремденгут согласен. Или, может, собрать всех и проголосовать? Давайте проголосуем, а? Великая вещь - настоящая демократия! Мообс! Вставайте и позовите-ка сюда обоих наших коллег! Нам нужно кое-что проголосовать. И заодно проголосуем и вопрос о моем новом заместителе. Мне нужен человек храбрый и решительный. Фремденгут вполне подойдет. И он тоже майор.
- Я сейчас, сэр! - весело крикнул Мообс из клетушки.
Ну, конечно же, он не упустил ни слова из этого разговора и был страшно доволен таким блистательным посрамлением презираемого им гусака.
Цератод с полминуты колебался, потом горько фыркнул:
- Хорошо, я завтра пойду... Но если я не вернусь...
- Вы вернетесь, Цератод, - благожелательно улыбнулся Фламмери, - вернетесь героем, живой и здоровый... Мообс, не надо никого звать! Спите спокойно!..
Вскоре хлынул ливень, и оттого, что всего в нескольких шагах по ту сторону входной двери дрогли под неверной защитой убогого шалаша промокшие до костей эмигранты Нового Вифлеема, пятеро борцов западной цивилизации чувствовали себя под толстым каменным сводом пещеры особенно уютно и умиротворенно.
И если все же время от времени взоры Фламмери и Цератода затуманивались беспокойством, то меньше всего оно было связано с тревогой за здоровье полуголых джентльменов, тоскливо сбившихся в кучу под жалкой, безбожно протекавшей крышей шалаша. Мистера Фламмери томило сомнение в исходе завтрашнего мероприятия. Но стоило, однако, его взгляду упасть на Фремденгута и Кумахера, и на душе у него снова становилось легко и спокойно. Казалось, оба эсэсовца излучали мощные, ощутимые на ощупь волны стойкости, неутомимости, невозмутимой уверенности в успехе.
Спать улеглись пораньше, чтобы получше выспаться.
С первыми лучами солнца в пещеру вызвали Гильденстерна. Он вошел как-то бочком, мокрый, продрогший, невыспавшийся и жалко покорный. Мообс был прав: со своим отвислым брюшком, длинноногий и короткорукий Гильденстерн действительно смахивал на кенгуру.
Ему дали горячего кофе, полную тарелку свиной тушонки. Он поел, напился, обсох, согрелся - и ожил.
Зато когда Фламмери сообщил ему задание, разработанное для него стратегическим гением Фремденгута, Гильденстерн помертвел. Не в силах вымолвить ни слова, он умоляюще воздел свои ручки с плетеными из травы кольцами на коротеньких мясистых пальцах к безмятежно-ласковому мистеру Фламмери.
- Хорошо, - благосклонно промолвил Фламмери, - не в моих правилах заставлять людей делать то, что им не по душе. Это было бы бесчеловечно. Можешь считать, друг мой, что ты не получил от меня никакого задания.
Гильденстерн снова ожил.
- Но теперь мы видим, - продолжал тем же ровным голосом Фламмери, - что в отношении тебя прав был, к сожалению, не я, а мистер Егорычев. Ты действительно не годишься ни в старейшины Нового Вифлеема, ни тем более в старейшины всего острова. Я вознес только что молитвы господу нашему, и господь велел мне выдать тебя твоим односельчанам. Мы будем все молиться, чтобы смерть твоя была достаточно легка. А пока иди с миром и пришли сюда Розенкранца, которому господь, видимо, уготовил первое место среди старейшин Нового Вифлеема.
Гильденстерн тоскливо оглянулся кругом. На него с холодным любопытством смотрел Мообс. Фремденгут с Кумахером не обращали на него ни малейшего внимания. Они о чем-то деловито беседовали по-немецки. Кончив разговор, Кумахер вышел на воздух, - следовало поторапливаться с утренней зарядкой.
- Не надо посылать за Розенкранцем, сэр, - сказал Гильденстерн, с напряжением глотнув воздух. - Я сделаю все, что вы мне приказали...
Он помолчал, присел на корточки, искательно заглянул снизу в светло-шоколадные глазки страшного белоголового.
- И тогда я снова буду старейшиной Нового Вифлеема?
- Ай-ай-ай! И тебе не совестно сомневаться в моих обещаниях, Гильденстерн? - отвечал Фламмери с мягкой укоризной. - Ты будешь старейшиной Нового Вифлеема... Ты будешь министром всего острова... В том порукой господь наш, приявший за нас муки на кресте. Иди же, брат мой, и выполни все в точности - слышишь, в точности! - так, как тебе сказано. Ты будешь министром. Быть может, если ты и впредь будешь старательным и богобоязненным человеком, господь повелит мне даже назначить тебя королем всего острова. Иди с миром!.. Я рад, я счастлив, что не ошибся в твоих высоких моральных качествах, возлюбленный брат мой!..
