понимаю?
— Да.
— Учитель, — Николас повернулся к старику, — вы не против, если мы обновим ваш гардероб?
— Я с радостью остался бы в том, что на мне сейчас, но если так обстоит дело, то не против. Потом я же все равно смогу одеться в старую одежду. Она мне… дорога.
— Конечно сможете, учитель. Это только для эфира, — успокоил старика Николас, после чего повернул голову к Светлане и улыбнулся. — Светуль, мы готовы ехать, а ты готова? — Николас был сама любезность. Время, проведенное вместе со стариком, научило его многому, в том числе прощению.
— Готова, — вздохнула девушка и направилась к машине.
Грустная улыбка появилась на лице старика. Он был более чем уверен, что мысли этой девушки все еще были в прошлом, которое она вместо того, чтобы отпустить, держала возле себя, словно дорогую вещь, чем делала себе только больнее.
— Вот и хорошо, — сказал Николас и последовал за Светланой. Старик же поотстал, решив дать возможность Николасу и Светлане поговорить наедине.
— Я вела себя, как дура, да? — Светлана остановилась у машины и повернулась к Николасу. — Только обидела человека. Но ты должен меня понять…
— Расслабься, милая, — прервал Николас девушку, уловив нотки сожаления в ее голосе. Улыбнувшись, он продолжил. — Учитель не из тех, кто обижается. Он удивительный человек. Не суди о нем по одежде. Ему многое пришлось пережить и до сих пор ему не сладко, но, не смотря ни на что, он остался человеком. Я никогда прежде не встречал таких людей, а его жизнь сердцем — это нечто, хотя в современном мире, где человек живет разумом, ей места нет. Знаешь, Свет, я действительно преклоняюсь перед этим человеком. Благодаря ему я многое понял и, надеюсь, еще больше пойму. Этот человек, этот бомж, как ты говоришь, мой учитель, он стоит многих тех, у кого банковские счета лопаются от денег, но душа бедна.
— Прости, я не хотела никого обидеть, — Светлана положила руку на плечо Николасу. Виноватое выражение появилось на лице девушки.
— Все хорошо, — улыбнулся Николас. — Забудь о прошлом, оно не стоит того, чтобы переживать из-за него.
— Ты стал философом? — спросила девушка, улыбнувшись.
— Разве что начинающим, — рассмеялся Николас. — Как говорят, с кем поведешься от того и наберешься. Вот и я, как познакомился с учителем, узнал на себе, как это общаться с человеком, у которого что ни слово, то мудрость.
— Кстати, а почему ты называешь его учителем?
— Потому что это мой учитель, — ответил Николас. — Он учит меня жизни сердцем.
— И как, успешно?
— Как видишь.
— Пока что я вижу старика с грязной бородой, рваной одежде и босого. Надеюсь, ты не собираешься опуститься до его уровня?
— Милая, я собираюсь не опуститься, а подняться до его уровня, — рассмеялся Николас.
— Бог мой, неужели и ты скоро забудешь об обуви?
— Можешь по этому поводу не переживать. Пока что я не готов к столь кардинальным изменениям в своей жизни.
— Слава Богу, а то я уж было подумала, не сошел ли ты с ума…
— Прекращай думать, — Николас подмигнул Светлане. — Начинай чувствовать. Поехали. Не знаю, как ты, а мне еще надо многое сегодня сделать, — Николас взялся за ручку, открыл заднюю дверцу машины и посмотрел на старика, стоявшего в стороне и наблюдавшего за летящим аистом. — Учитель, вы с нами или без нас?
— С вами, — старик улыбнулся и направился к машине.
Несколько часов спустя старик сидел за столом на кухне в квартире Светланы и работал над рукописью. Николас хотел было остановиться в гостинице, но Светлана воспротивилась этому, предложив ему с Александром Петровичем погостить у нее. Николас был не против, старик тоже, поэтому заехав по дороге на вещевой рынок, чтобы купить старику новые брюки, рубашку и обувь (старик отказывался от обуви, пока Николас все же не упросил его позволить ему купить хотя бы шлепанцы, правда, сделаны они были не из кожи, а из синтетики, но старика это нисколько не беспокоило), они поехали прямо домой к Светлане.
Светлана жила сама, если не брать во внимание кошку Дуню, представительницу сиамской породы, которая в эти минуты лежала, свернувшись калачиком, на табуретке возле старика, мурлыча время от времени. У Светланы была собственная однокомнатная квартира недалеко от центра города. Квартиру ей оставили родители, которые сами жили в селе. Светлана работала на местном телевидении, была не замужем и, как успел заметить старик, была поклонницей здорового образа жизни — в комнате у нее стоял небольшой велотренажер, на журнальном столике возле телевизора валялась книга о здоровом питании, а на кухне стояла пароварка.
Оставив старика одного, Николас и Светлана ушли, как они сказали в город за покупками. Но старика это обстоятельство совершенно не огорчало. Он давно привык к одиночеству и в отличии от многих людей любил его. Для старика это было время для раздумий, время, когда можно подумать о чем-то более возвышенном, чем окружающая тебя реальность. К тому же надо было поработать над рукописью, которая все еще не была закончена. Старик вообще начал сомневаться, закончит ли он ее когда-нибудь? Каждое новое ощущение, чувство, мысли или видение, — все находило отображение в рукописи, жанр которой старик до сих пор не мог для себя определить. Единственное в чем старик был уверен, в том, что это не художественная книга. Хватало здесь и биографических отступлений, и размышлений, и наблюдений. Пожалуй, это была книга о жизни и для жизни. Именно так ее определил для себя старик, сидя с ручкой в руке за столом на кухне в квартире Светланы.
Старик полистал исписанные страницы тетради и улыбнулся. Удивительно было видеть, изо дня в день на протяжении месяцев, как пустые страницы превращаются в творение, одно из многих, но совершенно не лишнее в современном мире. Да и может ли быть какое-либо творение лишним или бесполезным? Это же творение — нечто новое, неведомое ранее и обретшее плоть.
Старик в который раз испытал удивительное чувство удовлетворения от осознания того, что благодаря его упорному труду рождается творение, книга, которая, он хотел в это верить, станет не одной из тех книг, которую прочитал и забыл, а книгой, которой по силам будет вывести из долгой спячки человеческие сердца, вернуть их к жизни и заставить их биться сильнее, разрушая иллюзию красивой, но совершенно бессмысленной жизни, созданную человеческим разумом.
Старик
