В углу яранги, отгороженном оленьими шкурами, из всех щелей дуло. Наваливался шквальный ветер, и политрук то и дело укрывал в ладонях плошку с трепетным язычком пламени. Вмиг становилось темно. Люди примолкали. Им, непривычным к Северу, становилось не по себе.
— Если вопросов нет, совещание объявляю закрытым, — проговорил Чернов. Взводные добавлять ничего не собирались. Там, в других ярангах, поспел ужин, и надо было заправиться да отоспаться в тепле, а то опять неизвестно сколько жить в снегах.
— Постойте, — поднял руку Сосват. — Минуточку внимания.
— Да что там, — зашумели взводные. — Свою задачу знаем и выполним. Даешь полярные грани Республики!
— Да нет, задержитесь. — Он сердито посмотрел на Чернова, который забыл предоставить ему слово.
Делать нечего. Опять задымили самокрутки.
Сосват бегло обрисовал положение на северо-востоке, где столько лет царило безвластье. Временное правительство, колчаковщина, правительство братьев Меркуловых, генерала Дитерикса, хозяйничанье американцев, японцев, всяких белых недобитков. Каждый старался урвать побольше.
Но теперь с этим покончено. Советская власть окончательно и бесповоротно утвердилась на всей территории Советской России. Больше никто не будет хищнически эксплуатировать малые народы. И пусть уполномоченный терпеливо объясняет местным жителям, в чём суть Советской власти, перетягивает на свою сторону охотников. Они, обобранные и торговцами и белыми, ещё боятся всяких пришлых, потому и не верят, что красные принесли новую жизнь.
Воркунов слушал политрука вполуха. Но когда тот сказал, что решено оставить в стойбище его, он вскочил, яростно затоптал окурок и шагнул к политруку:
— Вы что это придумали? Вы идете добивать белых, а я, значит, лежи-полеживай!
— Боюсь, не улежишь, припекать начнет, — усмехнулся Сосват.
— Всё равно не согласен. Оставляйте кого постарше да послабей здоровьем.
Политрук поднялся. Худой, со следами обморожений на щеках. Скривившись, потому что резким движением разбередил незажившую рану, он словно не заметил взводного, проговорил простуженно, обращаясь к другим командирам:
— Значит, так, товарищи… Тут один отказывается выполнять решение нашей партячейки. Считает, что Советскую власть за него другие должны утверждать… — Сосват усмехнулся. — Что ж, пускай тогда не мешается под ногами, а убирается из отряда, нанимает собачью упряжку и уезжает назад.
Сергей отшатнулся от стола:
— Да я же в бой прошусь…
— Тихо, — оборвал его Сосват. — Мы лишаем тебя слова. — И вновь, будто его здесь не было, обратился к другим взводным: — Так вот, знайте, товарищи, мы потому и держимся, потому и не могут нас одолеть интервенты и беляки всех мастей, что нас спаяла в железных рядах железная дисциплина партии. — Вот и теперь, говоря о железной дисциплине, он метал в самую душу тяжелые слова о том, что они, большевики, лишь тогда выстоят, когда не будет ненужной болтовни, а каждый на своём месте станет выполнять своё, большое или малое, но необходимое дело, которое ему поручает партия. — Это не мои слова, а Ленина. И жизнь убедила в их правоте. Голодная, разутая и раздетая Республика выстояла и победила. Вышвырнула за пределы своих границ всякую нечисть, которая хотела выбить из нас дух, раздавить нас, но вы знаете, чем это кончилось. Вы сами стояли на причале во Владивостоке, когда уходили последние пароходы с японцами, американцами и белыми недобитками. И осталось совсем немного, чтобы покончить с белыми, ушедшими на Север. И мы сделаем это. Но сразу же нужно строить и новую жизнь. И для этого мы сейчас отряжаем тех, в кого верим. И неужели мы ошиблись? — Сосват смерил взводного взглядом. — Ну кто хочет высказаться?
Сергей стоял, опустив голову. Все молчали, сосредоточенно курили. Вот как оно повернулось. Да разве он не солдат партии? Не прошел от Волги до Тихого океана? Не штурмовал Волочаевку? Не ночевал в снегах? Вот и сюда, в последний поход, набирали только добровольцев. Из всей дивизии — триста человек. И, как другие, он тоже, со скандалом, едва выпросился в этот поход. А теперь что же…
Он вздохнул горестно и безнадежно.
— Я проявил незрелость, — едва слышно вымолвил Воркунов. — Если ещё возможно, доверьте…
— Что ж, жалея твою молодость… Не то поставил бы вопрос о твоем пребывании в партии, — проговорил Сосват. — И хорошо, если осознал. Мы ведь будем оставлять уполномоченных и в других селеньях. Да и вообще, что это за постановка вопроса: буду — не буду, хочу — не хочу?
— Это больше не повторится.
Сосват улыбнулся, хотя глаза его не потеплели:
— Не обижайся и ты на нас. Если мы не будем жестоки сами к себе, к нам будут жестоки наши враги.
— Ну, хватит, Иван Ильич, — вмешался командир отряда. — Ты и так уже Воркунова сосватал…
А вышло — на свой позор сосватал…
VНочами и до полудня наст, спаянный за зиму морозом до каменной крепости, ещё держал. А потом идти становилось тяжело, как по песку. И Сергей приспособился днями устраивать лежки.
Нарезав кедрача на костер и на подстилку, он отдыхал где-нибудь в ложбинке, в заветрии. Лежал на мягких длинноиглых лапах. Запаливал костерок. Блаженно прижмуривал глаза, впитывая теплоту костерка и ласку солнца. В низинках чувствовалось, что оно уже стало пригревать.
А к ночи, когда подмораживало, он поднимался и шел на север.
Он двигался правильно, не теряя надолго следов нарт и костров каравана.
В первые дни мучительно хотелось есть. Но, чужой этой северной земле, а потому беспомощный, он не мог найти пропитания, кроме почек карликовых берез да кедрачовых игл, он жевал их до тошноты, чтобы хоть как-то приглушить голод. Но от этого аппетит лишь разгорался.
А тут ещё торбаса прохудились И меховые чулки — чижи тоже протерлись до дыр. Пришлось отполосовать куски кожи от кухлянки и подложить в торбаса стельками. Надолго ли?
Голова кружилась. Какая-то странная музыка беспрестанно звучала в ушах. Это от голода.
Он не знал названий речушек и долин, которые проходил, не знал, далеко ли они тянутся, где и что можно найти. Чужой здешней земле, он не умел слушать её. И она ему платила нелюбовью за нелюбовь. Оказывается, Сергей проходил в двух шагах от заячьей лежки. И мог бы без особого труда подстрелить беляка и подкрепить свои силы Он не знал, что если спуститься к берегу моря, то встретится озеро, полное рыбы, которая задыхается подо льдом. И стоит только пробить лунку, она сама полезет в руки. А если пройти вверх ручья, можно наткнуться на заросли тальника, где прячутся куропатки.
