Как, очевидно, и хотел автор письма, все это заинтриговало Гарри и Анну, и они с готовностью отправились на встречу. Она была назначена в местечке Камас-Хочтлэнд, в ста пятидесяти милях от Виндхука.
Потребовалось три дня, чтобы преодолеть ужасные дороги. По меньшей мере десять раз заблудившись, сменив примерно столько же проколотых покрышек, ночуя на голой земле у «фиата», они все-таки почти достигли назначенного места встречи.
Когда они громыхали по колеям в каменистой почве, солнце пекло с безоблачного неба, а позади ветер поднимал вихри красной пыли. На Анну жара, пыль и трудности пути в пустыне как будто совсем не действовали, и Гарри, глядя на нее с нескрываемым восхищением, едва не пропустил нужный поворот на дороге. Передние колеса занесло, и «фиат» остановился на краю пропасти, неожиданно возникшей перед ними. Гарри дал задний ход, вернулся на дорогу и затормозил.
Они очутились на краю глубокого каньона, словно топором разрубившего плато. Дорога крутым серпантином спускалась вниз, извиваясь, как раненая змея; внизу в сотнях футов видна была узкая лента реки, бросавшая на оранжевые утесы сотни радужных отражений полуденного солнца.
— Это то самое место, — сказал Гарри, — и оно мне не нравится. Там, внизу, мы будем легкой добычей любого бандита или грабителя.
— Минхеер, мы и так опоздали на встречу…
— Не знаю, сумеем ли мы оттуда выбраться. Никто нас там не найдет. Разве что кости.
— Идемте, минхеер, поболтать мы успеем после.
Гарри глубоко вздохнул. Иногда у союза с волевой женщиной все-таки бывают существенные недостатки. Он отпустил тормоз, и «фиат» перевалил за край каньона. Теперь они обречены, возврата нет.
Спуск походил на кошмар; уклон оказался так велик, а повороты — так круты, что тормозные колодки дымились и Гарри приходилось то и дело подавать машину назад или бросать из стороны в сторону, чтобы проехать.
— Теперь я понимаю, почему наш друг выбрал для встречи это место. Мы уже в его руках.
Сорок минут спустя они оказались на дне каньона. Стены были такими крутыми, что заслоняли солнце. Даже в тени было удушающе жарко. Сюда не проникал ни один ветерок, и воздух, проходя в горло, казался желчью.
Вдоль обоих берегов тянулись узкие, ровные полоски земли, поросшей колючими кустами. Гарри свел «фиат» с колеи и остановил. Они вышли из машины, отряхиваясь от красной пыли. По узкому каменному руслу несла свои воды река; вода была непрозрачной, ядовито-желтой, будто стоки химической фабрики.
— Что ж. — Гарри осмотрел оба берега и окружающие утесы. — Мы как будто предоставлены самим себе. Нашего друга не видно.
— Подождем.
Анна предупредила предложение, которое, как она знала, последует.
— Конечно, мефрау. — Гарри снял шляпу и хлопчатобумажным шейным платком вытер лицо. — Не выпить ли чаю?
Анна взяла котелок и спустилась с берега. Она с подозрением попробовала воду, потом наполнила котелок.
Когда она вернулась, Гарри уже развел между двумя камнями костер. Пока закипала вода, Гарри достал с заднего сиденья машины одеяло и бутылку шнапса. Налил в чашки солидные порции, добавил сахара по ложке, с горкой, налил кипятка.
Гарри обнаружил, что шнапс, как и шоколад, умиротворяюще действует на Анну, и всегда держал при себе бутылку. Может, путешествие окажется не совсем напрасным, подумал он, добавляя еще шнапса в чашку Анны и относя ей.
Но, не дойдя, испуганно вскрикнул и выронил чашку, залив сапоги горячим чаем. Подняв над головой обе руки, он смотрел в кусты у Анны за спиной. Анна оглянулась, вскочила, выхватила из костра горящую ветку и начала размахивать ей перед собой. Гарри бочком быстро подошел к ней и встал под ее защиту.
— Уходите! — взревела Анна. — Предупреждаю: первому же проломлю череп…
Они были окружены. Банда подобралась к ним через густой кустарник.
— Боже, я знал, что это ловушка! — сказал Гарри. Таких опасных головорезов он в жизни не видел. — У нас нет денег и ничего, что можно было бы украсть…
«Сколько их?» — в отчаянии гадал он.
Явным предводителем был лилово-черный великан, чью грудь пересекали ленты с патронами. В руке он держал ружье «маузер». Его широкое африканское лицо обрамляла густая борода, похожая на гриву льва-людоеда.
Все остальные — смешанная группа готтентотов из племени койсан и негров овамбо — тоже были вооружены. Все были в лохмотьях — в военных мундирах и гражданской одежде, выцветшей, заплатанной и рваной; одни босые, другие в изношенной обуви, растоптанной и побитой во время долгих переходов. Зато оружие было в отличном состоянии, блестело от смазки, и держали его с любовью, почти как отец несет первенца.
Гарри на мгновение вспомнил о казенном револьвере, который оставил под приборным щитком «фиата», но сразу отказался от столь безрассудного намерения.
— Не причиняйте нам вреда, — попросил он, оставаясь за Анной, и, не веря своим глазам, обнаружил, что Анна, бросив его, пошла в атаку.
Размахивая пылающей веткой, как викинг топором, она накинулась на огромного черного вожака.
— Назад, свиньи! — кричала она по-фламандски. — Убирайтесь отсюда, рожденные в аду сукины сыновья!
Захваченная врасплох, банда разбежалась, пытаясь уклониться от пылающей ветки, свистевшей над головами.
— Как вы смеете, вонючее отродье, пащенки дохлых шлюх…
Все еще не опомнившийся от потрясения, Гарри смотрел на нее, разрываясь между страхом и восхищением, вызванными этим потоком брани; во время восстания зулусов он знавал легендарного старшину, люди приходили послушать его за много миль, но по сравнению с Анной этот старшина был проповедником в воскресной школе. Гарри мог бы брать плату за такие представления. Ее красноречие уступало только искусству орудовать горящей веткой.
Одному готтентоту она нанесла сокрушительный удар по спине, отбросив его в кусты; его одежда задымилась, и он скулил, как побитый пес. Двое других, не желая столкнуться с гневом Анны, прыгнули с берега и с плеском исчезли в желтой воде. Один лишь рослый черный овамбо решился выдержать натиск Анны. Для такого крупного мужчины он оказался проворным и ловким, ему удавалось уходить от бешеных взмахов ветки. Он укрылся за ближайшим колючим кустом. Прыгая из стороны в сторону, он все время держался так, чтобы куст оставался между ним и Анной. Наконец та остановилась, запыхавшаяся, раскрасневшаяся, и сказала:
— Выходи, трусливая черная рожа, бабуин ты с синими яйцами! — Гарри благоговейно отметил красочность этой метафоры. — Выходи туда, где я смогу тебя убить!
Овамбо осторожно попятился, отказываясь от предложенной чести.
