Тут уж подняли крик и наши моряки, а двое из них, Вильям Перселл и Джон Холлетт, поспешили встать на сторону мистера Фрейера и принялись орать на капитана, утверждая, что это он довел нас до нынешнего несчастного положения, и обещая рассказать об этом, когда мы вернемся в Англию. Мистер Блай счел, что с него довольно, и обратился к каптенармусу «Ресурса», и – поверите ли? – уже через час все трое, Фрейер, Перселл и Холлетт, сидели поодиночке в трюме, под арестом да еще и в цепях – капитан сказал, что так им будет удобнее размышлять об их сегодняшнем поведении.
В общем, обстановочка на борту сложилась мрачная, и я впервые задумался о том, сочтут ли нас – вернее сказать, капитана – по возвращении в Англию героями, в чем я всегда был уверен.
Или отнесутся к нам совсем иначе?
На Яву мы прибыли в растрепанных чувствах. Я и представить себе не мог, какое продолжение получит наша история – будут ли моряки бунтовать и ругаться до самой Англии или найдутся среди них трезвые головы, которые угомонят забияк, и все закончится благополучно.
Глава поселения на Яве уведомил капитана, что в ближайшее время в Англию отправятся два судна; первое, голландский корабль «Усердие», должен был отплыть через несколько дней, второе – неделей позже. Судами они были торговыми, пассажиров обычно не брали, однако второй корабль мог принять на борт немалое число людей. Узнав, что на «Усердии» найдется всего лишь три места, капитан выбрал себе в спутники своего клерка мистера Сэмюэля и меня.
– Я протестую, сэр, – заявил мистер Фрейер. К тому времени его уже освободили от оков, однако обвинений капитан с него не снял. – Как второй по званию офицер, я должен отплыть с вами на этом корабле.
– Оскорбив старшего офицера, сэр, вы лишились какого-либо звания, – тихо ответил капитан – тоном, говорившим, что никаких больше споров он не желает, что распре между ним и штурманом следует положить конец. – И если вы по-прежнему считаете себя офицером, состоящим на службе короля, я предлагаю вам принять под свое начало моряков, которых оставляю с вами. Мы еще встретимся в Англии, и довольно скоро, это я вам обещаю.
– Да, сэр, – согласился, прищурившись, мистер Фрейер. – Мы еще встретимся.
– Именно это я и сказал, разве нет? – резко ответил капитан. На мой взгляд, оба они походили на малых детей, которых следовало бы высечь.
Так или иначе, но все оставшиеся в живых моряки пришли в порт, чтобы попрощаться с нами, и капитан счел своим долгом пожать каждому из них, включая и мистера Фрейера, руку, пожелать на будущее попутного ветра и спокойного возращения домой, а затем поднялся по сходням, неся под мышкой свой блокнот, и скрылся из глаз. За ним последовал мистер Сэмюэль, а я остался, чтобы проститься с товарищами, такими теперь уже давними, пережившими плечом к плечу со мной сорок восемь мучительных дней и, подобно мне, уцелевшими.
– До свидания, моряки, – сказал я, и, клянусь, мне было трудно не заплакать, ибо я ощущал кровную близость с каждым из них. – Нам с вами будет что вспомнить, верно?
– Это уж точно, паренек, – ответил мне Вильям Пекоувер, глаза которого тоже влажно поблескивали. – Дай мне пожать на прощанье твою руку.
Я кивнул, мы обменялись рукопожатиями, потом я пожал руки всем остальным, и каждый сказал: «Удачи, Турнепс» или «Встретимся в Англии, Турнепс», я видел, что все они жалели о расставании со мной. Так странно было понимать, что приключения наши закончились.
– До свидания, мистер Фрейер, сэр, – сказал я и повернулся к сходням, и он проводил меня до них – туда, где другие моряки услышать нас не могли. – Надеюсь, вы не сочтете меня дерзким, сэр, если я скажу, что служить рядом с вами было для меня удовольствием. Я проникся огромным уважением к вам.
Произнеся это, я нервно сглотнул, потому что слова мои все-таки были дерзки.
– Спасибо, Джон Джейкоб, – ответил он, в кои-то веки прибегнув к моему настоящему имени. – Ты рад возвращению домой?
– Вообще-то, сэр, я стараюсь особо об этом не думать.
– Ты окажешься там раньше нас. Я хотел бы попросить тебя… – Он умолк, прикусил губу, выбирая правильные слова. И наконец: – Мастер Тернстайл, когда ты вернешься в Англию, тебе зададут немало серьезных вопросов на самые разные темы. Конечно, ты предан капитану. Я и сам был бы предан ему, если бы чертов дурак мне это позволил.
– Сэр… – начал я, однако он не дал мне договорить.
– Я сказал это не потому, что хочу очернить его. Просто так уж оно и есть. Я хочу лишь, чтобы ты честно и правдиво отвечал на любой вопрос, какой услышишь. Понимаешь, ты должен хранить верность не капитану, не мне, даже не королю. Себе самому. Возможно, ты еще не осознал истинного значения того, что тебе довелось увидеть и услышать, но оставайся правдивым и искренним, и о большем тебя никто попросить не сможет. Ни капитан, ни я. Ни даже мистер Кристиан с его шайкой негодяев. Ты меня понимаешь?
– Да, сэр, – ответил я. Так оно и было, и я пообещал ему, что не скажу ничего, кроме правды.
– Тогда дай мне руку, – сказал он. – Спокойного тебе пути.
Я протянул ему руку, мистер Фрейер посмотрел-посмотрел на нее, но пожимать не стал, а просто обнял меня и крепко прижал к себе.
– Ты был хорошим товарищем, – сказал он мне на ухо. – И можешь стать прекрасным мореходом. Подумай об этом.
– Я, сэр? – спросил я и отступил от него, приподняв в удивлении брови.
– Да, ты, сэр, – ответил он. – Подумай, ладно?
Сказав это, мистер Фрейер покинул меня и повел оставшихся на берегу моряков к поселению, где им предстояло ждать отплытия корабля, который доставит их на родину.
Так началось последнее наше плавание, наше возвращение домой.
Никаких официальных обязанностей на корабле у мистера Блая не было, хоть он и рад был оказать любую помощь, о какой его попросят, и потому мой капитан обратился просто в почетного пассажира. Ужинал он по большей части в своей каюте, но время от времени присоединялся к вечерним трапезам капитана и офицеров «Усердия». Впрочем, я видел, что удовольствия они ему не доставляли, поскольку наши хозяева посматривали на него не без удивления, не понимая, как мог капитан одного из кораблей Его Величества этот корабль потерять.
По-моему, он и сам задавался этим вопросом на всем нашем пути в Англию.
Мне же заняться в дороге было нечем. У капитана «Усердия» имелся собственный мальчик-слуга, поэтому я оказывал капитану Блаю кое-какие услуги, когда он в них нуждался, но это случалось нечасто, и я на протяжении всего нашего плавания изнывал от скуки да предавался мечтаниям. Конечно, живот мой был полон, воды я пил вдосталь, однако ничего интересного на борту торгового судна не происходило, не то что на «Баунти», а погода во весь наш путь оставалась мирной и мягкой. Сказать по правде, я даже заскучал по штормам.
