Глава XV. СТАРИК НАЛЛЬ
Дорогой проводник объявил, что он не только обошел зверя, но что может прямо привести их к берлоге, которая находилась недалеко.
Пушкин предложил своим молодым товарищам разделиться и окружить указанное место, потом по сигналу идти на врага и пресечь ему путь к отступлению по всем направлениям. Но квен не разделял этого мнения и прибавил с улыбкой, что нет надобности в подобных предосторожностях; он отвечал за то, что медведь не покинет своей берлоги, к которой они могут подойти как угодно близко.
Уверенность проводника немного удивила наших охотников, но вскоре они узнали, в чем дело. Квен привел их к скале, составлявшей часть холма.
Он остановился и, указывая на расщелину, сказал:
— Вот здесь сидит старик Налль.
Так называют медведей в скандинавских странах, и это было известно нашим охотникам. Но им показалось до такой степени невероятным, что медведь мог пролезть в отверстие, указанное проводником, что братья расхохотались, а Пушкин нахмурился.
Отверстие — расщелина между двумя камнями — находилось на расстоянии пяти футов от земли и было не более фута под ним в диаметре. Оно обмерзло вокруг, а сверху над ним висели продолговатые льдины наподобие снежных клыков, образовавшихся от капель.
Первой мыслью наших охотников было, что хитрый квен их обманул. Пушкин объявил без церемоний, что он не позволит издеваться над собой, и потребовал возвращения денег, заплаченных за право охоты.
— Это выдумки! — сказал ветеран. — Если бы даже внутри и была пещера, то медведь не мог бы войти туда; в эту дыру и кошка пролезет с трудом.
Да и где же следы, которые доказывали бы присутствие медведя? Ничего подобного не было ни по краям отверстия, ни поблизости. Только в отдельных местах видны были несколько полустертых отпечатков человеческой ступни — без сомнения, самого же проводника, и следы собачьих лап, но ничто не напоминало медвежьих.
— Нас обманули, — проворчал наконец Пушкин.
— Потерпите, господин, — сказал квен, — что бы вы ни говорили, а медведь здесь, я вам докажу это или возвращу деньги. Посмотрите на мою собаку, она покажет вам, что старик Налль здесь, как показала мне самому.
И квен спустил с поводка небольшую тощую собаку. Животное тотчас же подбежало к отверстию, начало царапать лед и яростно залаяло. Конечно, это служило доказательством, что внутри находится какой-то зверь, но откуда крестьянин мог знать, что это медведь и что он черный?
Ему немедленно задали этот вопрос.
В ответ он вынул из кармана клочок длинной шерсти, явно принадлежавшей медведю.
— Вот почему я знаю, — сказал он, — что в пещере медведь, и что он черный.
— Но откуда же этот клочок шерсти? Где ты его нашел? — спросили охотники в один голос.
— Здесь, господа, — отвечал квен, указывая на каменные выступы вокруг отверстия. — Старик Налль оставил его, вероятно, когда лез в эту дыру. Я нашел его здесь.
— Но, конечно, ты не станешь уверять нас, что медведь вошел сюда, ведь здесь едва пролезет барсук.
— Да, сейчас это правда, — возразил крестьянин, — но он вошел три месяца назад, а дыра была тогда гораздо шире.
— Шире?
— Без сомнения, господа. Отверстие, только верхушку которого вы видите, идет почти до самой земли и все расширяется. Теперь оно замерзло от обледеневшего снега. Если его расчистить, то вы увидите проход, достаточный для медведя. Да, господа, он здесь — я вам ручаюсь!
— В таком случае он заперт и не может вылезти.
— Это правда, — ответил крестьянин. — Если б мы его не нашли, то он остался бы здесь, пока солнце не растопило бы снега. Это часто бывает у нас с медведями, — прибавил он.
Квен, говорил правду. Медведь выбрал себе эту пещеру в начале зимы, и в первые дни его спячки снег забил нижний край и потом замерз, так что ему осталось маленькое окно, или отдушина. Не только скандинавские медведи часто становятся жертвой подобных происшествий. Несмотря на свою догадливость, эти животные сами себя запирают в берлогах. У них есть привычка собирать большое количество мха и сухих трав скорее для того, чтоб заложить вход, чем для устройства лежбища. Местные охотники утверждают, что они делают это для защиты от ветра. Как бы то ни было, эта куча пропитывается дождем, растаявшим снегом и потом, замерзнув, превращается в такую прочную массу, которую надо рубить топором и против которой медведь ничего не поделает. Так мишка сам запирает себя на зиму. Единственное средство спастись — дождаться, пока солнце растопит лед, и он будет в состоянии лапами разгрести эту массу. А так как в это время медведь чрезвычайно слаб — до такой степени, что иной раз не в состоянии прочистить входа — он нередко умирает с голоду в своей берлоге.
Эти объяснения квена, по-видимому, отлично знакомого с нравами и обычаями медведей, не оставляли нашим охотникам ни малейшего сомнения в том, что зверь действительно в берлоге. Вскоре представилось более убедительное доказательство, они услышали злобное ворчанье, в ответ на лай собаки.
Можно было полагать наверняка, что медведь в пещере.
Но каким образом заставить его выйти оттуда?
Охотники подождали немного, надеясь, что медведь высунет морду в узкое отверстие, и приготовили ружья. Но зверь долго не показывался, и решено было прибегнуть к другим мерам. Судя по ворчанью, медведь должен был находиться недалеко от входа, так что его можно было достать палкой. Они попробовали это сделать, но палка проходила наискось и не задевала медведя, хотя животное рычало в глубине пещеры.
Оставалось рубить лед и дать животному свободу. Но согласится ли медведь выйти? Квен в этом не сомневался.
— Оттепель была порядочная, — сказал он, — медведь, вероятно, проснулся, и давно бы уже бегал по снегу, если бы не был заперт. Как только мы откроем ему дверь, он сейчас же выбежит, потому что голоден. Может быть, и задумается на минуту, услышав лай собаки и шум, но ненадолго.
Доводы эти убедили Пушкина, который схватил топор и принялся рубить лед.
— Постойте, — сказал финн, останавливая его за руку, — не торопитесь.
— Почему? Ведь ты сам сказал, что необходимо пробить дверь.
— Без сомнения, но прежде надо сделать нечто совсем другое. Ведь вам известно, что мы имеет дело с черным медведем.
— Какое мне дело — с черным, бурым или серым? — сказал Пушкин, который охотился только в России, где нет черных медведей.
— Разве вам не известно, — возразил финн, — что черный медведь больше, сильнее и свирепее бурого? А голод должен придать ему еще больше свирепости, и как только зверь выйдет из берлоги, первым его движением будет броситься на кого-нибудь и пообедать. Если вы разрубите лед и раскроете выход, признаюсь, я не намерен здесь оставаться. Повремените. Мне кажется, я могу указать вам лучшее средство или, по крайней мере, более безопасное. Мы его используем против медведя, когда мы знаем, что он проснулся, но не может нам помешать.
