– Ты можешь поехать с нами.
– Нет, через два дня я должна вернуться на работу.
– Судя по твоему лицу, я тебе испортил отпуск.
Она покачала головой, высвободила руку и достала сигарету. Пальцы ее дрожали. Я поднес ей зажигалку, а потом прикурил сам.
– Ты хочешь, чтобы я после Чиапаса заехал к тебе?
Камила внимательно посмотрела на меня и кивнула.
– Я хочу, чтобы ты не уезжал. Чтобы поехал со мной. – Она затянулась, выпустила дым и добавила: – Я хочу, чтобы ты остался со мной.
– Остался? – я улыбнулся. – Но ты совсем не знаешь меня.
– Мне не надо тебя знать. Я тебя чувствую. Ты приедешь ко мне?
– Я приеду к тебе, но ты должна обещать, что приедешь ко мне.
– В Москву? – она удивленно заглянула мне в глаза.
– Да, – кивнул я.
– Ты хочешь, чтобы я там замерзла в вашем снегу? – укоризненно покачала она головой, но в ее голосе проскользнули веселые нотки.
– Только об этом и думаю.
– Тогда, конечно, приеду.
– И останешься?
– Ты делаешь мне предложение или боишься, что я могу остаться?
– Нет, я боюсь, что ты можешь уехать.
– Кто куда уехать? – панамка всунула голову между нами, обнимая нас руками за плечи.
– Сходи-ка ты лучше руки помой, – отстранился я.
– Ты чего мою девушку обижаешь, – раздался за спиной голос Ника, полный доброжелательного удовлетворения осчастливленного самца.
– Ник, тебе не стыдно? – я повернул голову и осуждающе посмотрел на него. – Здесь люди к богам взывали, а ты взял и все опаскудил.
– Это все она, – он указал пальцем на свою подругу. – Я ей говорю: посмотри, какая красота, а она…
– Тебе под юбку лезет, – закончил за него я.
– Ну, типа да.
– Ладно, не ссорьтесь, лучше пойдем дальше. – Камила встала и начала осторожно спускаться вниз по крутым ступенькам.
Спуск с индейских пирамид всегда дается гораздо сложнее, чем подъем на них. Ты смотришь себе под ноги и видишь лишь маленькие точки проходящих внизу людей. Многие спускаются, перенося свои ягодицы с одной ступени на другую – отлепил от одной, прилепил к другой, отлепил, прилепил, передохнул и снова отлепил. А ступеней обычно – ой как много.
Мы бродили по Ушмалю часа два, разглядывая творения людей, живших здесь много сотен лет назад. Повсюду со стен построек на нас взирали изображения Чака – Бога Дождя, напоминающего морду слона, с большими и круглыми, как мексиканские лепешки, глазами и змееобразным хоботом. В свою прошлую поездку мне не удалось попасть сюда, и теперь я ходил наслаждаясь величественными видами некогда могущественного города майя. Отдыхающих искателей приключений здесь хватает, но большую их часть чаще все же везут из Канкуна в другой город – вылизанную до блеска, сувенироподобную Чичен-Ицу, где каждый камешек говорит не столько о былом величии, сколько о хорошо налаженном туристическом бизнесе. Но Чичен-Ица не может сравниться с Ушмалем, где время останавливается и ты зависаешь между прошлым и настоящим.
Мы сверились с планом и, свернув на одну из многочисленных тропок, уводящих в сельву, пошли под сенью нависающих над головами ветвей в сторону развалин, находившихся вдали от центральной части города.
– Может, устроим перекур? Ноги уже отваливаются, – донесся до меня недовольный голос плетущегося позади Ника.
– Но только перекур, – оборачиваясь, погрозила ему пальцем Камила. – А то вы сейчас опять в кусты нырнете.
– О чем ты? – Ник закатил глаза к небу, обнял панамку. – Больше ко мне не приставать.
– И не буду. Ты меня абсолютно не интересуешь. – Панамка хихикнула и, сделав обиженную мину, отвернулась от него.
– Верю. Камила, например, сразу оставила Глебу номер своего телефона, а ты даже не подумала сделать этого. – Ник отстранил девушку и вытер со щеки несуществующую слезу. – Не любишь ты меня… дура.
– Не плачь, любимый. – Панамка сунула руку в сумку, достала оттуда портмоне и раскрыла его, вытаскивая свою визитку.
– Ой! Дай посмотреть! – Ник выхватил из ее рук портмоне, в пластиковый карманчик которого была вставлена небольшая фотография. На фоне одноэтажного дома стояли трое – пожилой мужчина с женщиной лет пятидесяти и мальчик лет тринадцати, удивительно похожий на панамку.
– Твои родители? – спросил Ник, рассматривая фотографию.
– Ага, – кивнула мулатка.
– Это твой брат? – я указал на мальчишку.
– Нет, это я, – выпалила панамка. – Незадолго до операции.
Я поперхнулся, догадываясь, что она имеет в виду, но Ник продолжал любознательно вглядываться в картинку.
– Какой такой операции? – наконец отвлекся он.
– По смене пола, – глядя на него невинными глазками, уточнила панамка.
Лицо Никиты несколько одеревенело, затем побледнело, после чего стало покрываться красными пятнами. Он вновь посмотрел на фотографию, на панамку, снова на фотографию и снова на панамку. Медленно закрыв портмоне, бедняга протянул его темнокожему представителю панамской молодежи, после чего сел, тупо глядя в землю, достал сигарету, вставил ее себе в рот фильтром наружу и прикурил. Едкий дым заставил его закашляться. Он отбросил испорченную сигарету в сторону и достал новую.
– Ну, что, Ник, – сказал я, присаживаясь рядом. – Теперь ты, как честный человек, должен на нем жениться.
– На ком? – спросил он, отрешенно глядя куда-то вдаль.
– На этом мужике с сиськами.
Он не ответил, а я взглянул на Камилу с… «панамком». Как теперь называть это чудо природы, а вернее, плодов цивилизации, я не знал. Они смотрели на нас с загадочными улыбками на лицах.
– Что-то смешно? – голос мой был раздраженным, но история, в которую попал Ник, честно говоря, и мне начинала казаться весьма забавной. – Можно было предупредить его сразу. Намекнуть как-нибудь.
Лицо Камилы стало серьезным, а Никитин «новый панамский друг» прикусил пухлые губки и смущенно опустил голову. И тут мне в голову закралась страшная мысль:
– Камила! – окликнул ее я. – А ты не это… мужиком никогда не была?
Она озабоченно взглянула на меня, замялась, а затем решительно кивнула.
– Твоя тоже? – в голосе Ника прозвучали мерзкие нотки надежды.
– Ага, – ответил я, вдумчиво всматриваясь в живописные изгибы сигаретного дыма.
– Хорошо, – злорадно протянул он.
Я поднял голову и посмотрел на Камилу. Лицо ее оставалось серьезным, но, встретившись со мной взглядом, она не выдержала и засмеялась. Панамка тоже перестала кусать губы и, согнувшись пополам, забилась в истерическом смехе.
