— Слушаюсь! — четко ответил капитан.
Внезапно полил дождь. Небо осело. Оно не было темным, а, наоборот, удручало однообразным светло-серым цветом — первым признаком затяжного дождя. Вода оседлала улицы. И лужи расползлись по тротуарам, и ручьи затемнели, как трещины.
Чирков, который вышел из штаба в кителе, без шинели, без плащ-палатки, заторопился, перебегая от дерева к дереву, где под зелеными молодыми листьями дождь стегал не так хлестко.
Перед входом в городской парк была открытая площадка. И когда он бежал через нее, то вымок основательно.
Входные чугунные ворота, сорванные взрывной волной, лежали на мокрой щебенке, но тесная кирпичная будка — в безмятежные довоенные времена здесь хозяйничала кассирша, дама солидная, высокомерная, — сохранилась, только покосившаяся дверь больше не закрывалась.
В будке Чирков увидел Татьяну. Она тоже была без плаща. И серый двубортный жакет ее хранил следы дождевых капель.
Она удивленно, но вместе с тем жалостливо и капризно произнесла только одно слово:
— Ты?
А он, готовый к встрече, негромко, без всяких эмоций спросил:
— Что стряслось?
Она торопливо достала из сумочки паспорт и квитанцию в камеру хранения.
— Вот.
И потом быстро-быстро, очень волнуясь, стала рассказывать, как ей позвонили на работу, назвали пароль, затем велели приподнять абонементный ящик, взять паспорт и квитанцию и получить на железнодорожном вокзале чемодан.
Чирков раскрыл паспорт. Он был выписан на имя Деветьяровой Ефросиньи Петровны. Но фотография на паспорте была приклеена Татьянина.
— Что мне делать? — спросила она.
— Я сейчас запишу номер квитанции. Придешь получать чемодан через полтора часа. За это время я успею ознакомиться с его содержимым.
— Хорошо, — сказала Татьяна. — Только мне страшно.
— Крепись, — посоветовал он. — Сама влипла в историю. Никто не виноват.
— Знаю, что сама, — ответила она, — потому и страшно.
— Возьми пистолет, — сказал он, достав из кармана ТТ.
— Я не умею стрелять.
— Очень просто. Отведешь предохранитель и нажмешь курок.
— Не надо. — Она покачала головой.
— Зря... — Он спрятал пистолет.
— Мне оставаться здесь? — покорно спросила она.
— Иди к людям. Тут слишком пустынно.
Татьяна кивнула:
— До свидания.
— Из камеры хранения чемодан отнесешь домой. И сразу же возвратишься в библиотеку.
Площадь перед вокзалом лежала круглая. В центре — сквер, тоже круглый, как обруч, обсаженный рослыми кустами самшита. Скамейки были пусты из-за дождливой погоды. А люди прятались на вокзале, но все не могли втиснуться в здание, потому много солдат и женщин стояло под фронтоном у входа. И Чиркову пришлось смотреть требовательно и строго говорить:
— Пропустите.
От мокрых одежд шел пар. И сильно пахло хлоркой, которую медслужба, боясь эпидемий, совсем не экономила; пахло человеческим потом, махоркой, бензином, дешевым мылом и еще черт знает чем.
Начальник вокзала провел Чиркова в камеру хранения.
— Приемщик — человек надежный? — спросил Чирков.
— Да. Женщина. Наш старый работник.
Они разыскали нужный чемодан. Немного тяжеловатый для своих размеров.
Чирков откинул крышку и увидел два поношенных платья. Синее, в белую горошинку, и салатовое. Капитан осторожно поднял платья. Под ними лежали бруски размером с хозяйственное мыло — толовые шашки.
Она со страхом осмотрела библиотеку, уверенная, что за каждым стеллажом стоит человек, готовый лишить ее жизни. Свет, попадавший через низкие решетчатые окна, едва освещал полуподвал. И Татьяна, подойдя к своему столику, быстро включила настольную лампу. Желтый круг лег на старую газету, измазанную фиолетовыми чернилами, коснулся стенки ящика, где лежали читательские карточки, обласкал черный неуклюжий телефон.
Однако темнота в углах загустела. И помещение казалось Дорофеевой еще мрачнее, еще зловещее...
Выслушав доклад Чиркова, Каиров сказал:
— Хорошо, что вы подменили содержимое чемодана. Плохо, что квартира Дорофеевой оставлена без присмотра.
— Наблюдение есть. Наш человек стоит вот здесь. — Чирков коснулся места на плане города. — Он видит, кто выходит из-под арки и входит во двор.
— В дом Дорофеевой можно попасть через крышу...
— Но если кто-то придет за чемоданом... — начал Чирков.
Каиров прервал:
— Он, скорее всего, откроет его в квартире. Увидит вместо взрывчатки кирпичи и постарается быстро и незаметно скрыться.
...Татьяна вздрогнула. Телефон звонил требовательно, тревожно. Она выдохнула в трубку;
— Да.
— Татьяна Ивановна! — Голос мужчины, назвавшего пароль.
— Я вас слушаю.
— Вы получили чемодан?
— Да.
— Где он?
— У меня на квартире.
— Хорошо. Пусть полежит до завтра.
— Мне все равно, — раздраженно ответила Татьяна.
— Вы чем-то взволнованы?
— Вам показалось.
— Надеюсь, что это так...
...К вечеру распогодилось. Ветер утих. Пришедшие на смену туча пушистые белые облака висели неподвижно. Небо между ними было не ярко-голубое, а дымчатое. И солнце, скатившееся за горы, подсвечивало розово и нежно.
Каиров оставил машину за квартал от дома Татьяны. Сказал шоферу, чтобы не уезжал, дожидался его возвращения.
— Если я не вернусь через час, позвони Чиркову. Пусть он прибудет на квартиру Дорофеевой.
...Женщина катила ребенка в коляске. Коляска была очень хорошей, довоенной, заботливо сбереженной. Бледно-зеленая, с белыми колесами и блестящей никелированной ручкой. Каиров отступил в сторону, пропуская женщину и ее ребенка. Ребенок лежал молча. И глаза на его лице казались пребольшими.
Мужчина вставлял стекла. Почерневшая, с дырочками от гвоздей, фанера валялась прямо на тротуаре. Но стекла были не целые, а колотые.
У подъезда на маленькой лавочке сидели две старушки и девочка-школьница. Старушки смахивали слезы, скорее радостные, чем печальные, а девочка читала вслух письмо.
— ...А фашистов мы ненавидим люто. И бьем их от всей души. У нас есть знаменитый снайпер...
Навстречу шла группа женщин. У всех — через плечо — противогазы.
Знакомая арка. Каиров пересек двор. У бомбоубежища, как и в прошлый раз, играли дети. Репродуктор на столбе оглашал двор русской народной музыкой.
Каиров поднялся на второй этаж. Ключами (Татьяна разрешила сделать вторые ключи для нужд сотрудников Каирова) открыл квартиру.
