Лотар спустил ноги с койки и поискал сапоги.
— Варк Ян и Клайн Бой уже вернулись?
Чем больше отряд, тем легче искать.
— Еще нет, — покачал головой Хендрик.
— Хорошо, будем охотиться одни. Седлайте лошадей. Нельзя давать маленьким желтым дьяволам большую фору.
Он встал, проверил, заряжено ли ружье, стащил с койки овчину и направился туда, где уже ждал с лошадьми Сварт Хендрик.
* * *
О’ва не мог заставить себя приблизиться к лагерю чужаков больше чем на двести шагов.
Даже на таком расстоянии необычные звуки и запахи приводили его в смущение. Звонкие удары топора по дереву, дребезжание ведра, блеяние коз — все это заставляло его вздрагивать; запахи парафина и мыла, кофе и шерстяной одежды тревожили его, а разговоры незнакомцев, их непонятные интонации и резкие свистящие звуки пугали не меньше, чем шипение змей.
С колотящимся сердцем он прижимался к земле и шепотом сказал Х’ани:
— Нэм Дитя наконец со своим народом. Она потеряна для нас, старая бабушка. Ты повредилась рассудком, раз столь безрассудно идешь за ней. Мы хорошо знаем, что эти чужаки убьют нас, если обнаружат.
— Нэм Дитя ранена. Ты видел следы под деревом мопани, где лежит туша льва без шкуры, — прошептала в ответ Х’ани. — Видел ее кровь на земле.
— Она со своими, — упрямо повторил О’ва. — Они позаботятся о ней. Мы ей больше не нужны. Она ушла ночью и не сказала ни слова на прощание.
— Старый дедушка, я знаю, что ты прав. Но неужели я больше никогда не увижу ее улыбку и не узнаю, тяжело ли она ранена? Как я буду спать, не зная, что Шаса в безопасности у ее груди?
— Ты рискуешь нашими жизнями ради одного взгляда на ту, что оставила нас. Они теперь мертвы для нас. Пусть так и будет.
— Я рискую жизнью, муж мой, ибо мне нет больше жизни, если я не буду знать, что Нэм Дитя, дочь моего сердца, хоть и не моего чрева, жива и будет жить. Я рискую жизнью, чтобы еще раз коснуться Шасы. Я не прошу тебя идти со мной.
Х’ани встала и, прежде чем О’ва успел возразить, исчезла в темноте, там, где среди деревьев слабо блестел костер. О’ва приподнялся, но храбрость снова изменила ему, и он лег и закрыл голову руками.
— Глупая старуха, — стал сетовать он. — Разве ты не знаешь, что без тебя в моем сердце пустыня? Когда тебя убьют, я буду умирать сотней смертей.
* * *
Х’ани подбиралась к лагерю, кружа против ветра, следя за столбом дыма над костром, потому что знала: если лошади и скот учуют ее, они начнут волноваться и поднимут весь лагерь. Через каждые несколько шагов она припадала к земле и всем существом вслушивалась, разглядывала тени вокруг фургонов и грубые хижины лагеря, наблюдала за высокими очень черными людьми, одетыми в чужеземную одежду и увешанными блестящим металлическим оружием.
Все они спали — она видела их фигуры у костра, и зловоние их тел заставляло ее сердце биться от страха. Она заставляла себя вставать и идти вперед, стараясь, чтобы один фургон все время оставался между нею и спящими, пока не присела у задних колес фургона.
Она была уверена, что Нэм Дитя в одной из тростниковых хижин, но если выбрать не ту хижину, грянет катастрофа. Х’ани выбрала ближайшую и на четвереньках подползла к входу. Она, как кошка, хорошо видела в темноте, но смогла разглядеть только темный силуэт на приподнятой над землей конструкции в глубине хижины; возможно, человека, — но уверенности не было.
Фигура шевельнулась, кашлянула и хмыкнула.
Мужчина! Сердце Х’ани застучало так громко, что она уверилась: это может его разбудить. Она отползла и направилась ко второй хижине.
Там спал еще кто-то. Х’ани робко подползла ближе, и когда очутилась на расстоянии вытянутой руки, раздула ноздри. Она узнала молочный запах Шасы и другой — запах кожи Нэм Дитя. Он был для Х’ани слаще дикой дыни. Она наклонилась к койке. Шаса почувствовал ее присутствие и залепетал. Х’ани коснулась его лба, потом просунула кончик мизинца ему в рот. Она хорошо его обучила: все дети бушменов умеют затихать от такого обращения, потому что от их молчания может зависеть безопасность клана. Знакомое прикосновение и запах старухи успокоили Шасу.
Х’ани коснулась лица Нэм. Горячая щека подсказала ей, что у Нэм Дитя легкая лихорадка. Тогда она наклонилась и понюхала ее дыхание. Пахло болью и болезнью, но зловония смерти не было. Х’ани очень хотелось осмотреть и перевязать раны, но она знала, что это невозможно.
Она прижала губы к уху девушки и прошептала:
— Сердце мое, моя маленькая птичка, прошу всех духов клана защитить тебя. Твой старый дедушка и я — мы будем танцевать ради тебя, чтобы ты выздоровела и окрепла.
Голос женщины затронул какие-то глубины существа лежавшей без сознания девушки. В ее мозгу начали формироваться видения.
— Старая бабушка, — прошептала она и улыбнулась грезам. — Старая бабушка…
— Я с тобой, — ответила Х’ани. — Я всегда буду с тобой…
Это было все, что она сумела сказать, — нельзя было выпустить рыдание, рвавшееся из горла. Х’ани снова коснулась ребенка и матери, коснулась их губ и закрытых глаз, потом встала и выбралась из хижины. Слезы слепили ее, горе туманило разум, и оттого она прошла слишком близко к месту, где стояли лошади.
Одна из них, уловив острый незнакомый запах, фыркнула, мотнула головой и затопала. Х’ани исчезла в ночи, но один из лежавших у огня людей откинул одеяло, встал и направился к лошадям.
На полпути он остановился и нагнулся, разглядывая крошечный отпечаток ноги в пыли.
* * *
Когда в обход горы они возвращались в свою тайную долину, Х’ани почувствовала необыкновенную усталость.
Пока она шла по следу Нэм Дитя и Шасы, ей казалось, она может бежать вечно, словно она снова молода, наделена безграничной энергией и силой в своей заботе о тех двоих, которых она любит не меньше, чем своего старого мужа. Однако теперь, навсегда повернувшись к ним спиной, она почувствовала бремя своих лет. Оно придавило ее и, вместо того чтобы идти своей обычной раскачивающейся быстрой походкой, Х’ани с трудом передвигала ноги, усталость залила свинцом их и спину.
Впереди двигался О’ва, так же медленно, и она чувствовала, каких усилий стоит ему каждый шаг. Когда над горизонтом показался узкий краешек солнца, оба уже выбились из сил, а целеустремленность, которая только и позволяла выживать в этом суровом мире, исчезла. Им во второй раз довелось понести тяжкую утрату, но теперь у них не осталось воли, чтобы выкарабкаться из этого ужаса: охотник внезапно споткнулся и согнул ноги, опускаясь на корточки. Никогда еще за долгие годы совместной жизни Х’ани не видела, чтобы горе так его подкосило. А когда она присела рядом, О’ва тихо прошептал:
