Все пространство вокруг наполнилось голосами – тех, кто ликовал, и тех, кто стенал в неизбывном отчаянии. Джон Грант прикоснулся рукой к руке Леньи, и та, взяв его ладонь в свою, крепко ее сжала.
Константинополь, восемнадцатью годами раньше
Мы видим их сначала с большой высоты: мужчина и женщина танцуют вдвоем в комнате, такой же белой, как и здания города, которые видны через высокие арочные окна.
Мы спускаемся к ним по спирали, словно хищные птицы.
Патрик Грант держит Изабеллу близко к себе, и они улыбаются друг другу. Он кружится вместе с ней все быстрее и быстрее, пока они, хохоча, не оказываются возле кровати и не падают на нее спинами рядом друг с другом.
С Бадром Хасаном пока что знаком только один из них – Патрик. Он и Бадр – давние друзья. Пройдет еще несколько дней, прежде чем могучий мавр обратит свой взор на Иззи.
В течение этих нескольких дней Патрик был любовником Изабеллы. Ее первым любовником. Он для нее – удивительное и волнительное развлечение, ее собственный секрет, которым она может тешиться, прячась от собственнического взгляда своего отца.
Она – красивая, с длинными темно-русыми волосами и лицом, запоминающимся навсегда своими высокими скулами. Он – худощавый, высокий, тонкокостный, с почти женской внешностью, с узким лицом, рыжеватыми волосами и карими глазами. Они одновременно поворачивают головы и устремляют свой взор друг на друга.
– Мне следовало бы на тебя сердиться, – говорит Иззи.
– Но ты не сердишься, – отвечает Патрик. – На меня никто никогда не сердится.
Она слегка замахивается, как будто хочет ударить его по улыбающемуся лицу, но при этом улыбается и сама. Он ловит ее руку и целует нежные пальцы.
– Это верно! – говорит она и, надув губы, делает вид, что обиделась.
Патрик придвигается к ней и начинает легонько щипать ее талию сильными пальцами. Девушка извивается и сгибает колени, пытаясь от него отбиться.
Он тоже красивый, но его сердце принадлежит другой. Она знала об этом еще до начала их близких отношений. Когда они встретились, он был ранен, и она стала для него повязкой на ране, не более того. Ей предстояло побыть с ним несколько дней и затем расстаться навсегда, чтобы никто из них двоих не пострадал.
– Мой отец все равно доберется до твоей шкуры, – смеясь, говорит она. – Подумать только – его драгоценную сучку испортил какой-то бродяга!
– Я предпочитаю смотреть на себя как на симпатичного прохвоста, – возражает он. – А ты всегда была и останешься принцессой.
Она молчит. Ее лицо помрачнело, как будто ее собственное солнце вдруг скрылось за облаками.
– Ты все равно приедешь в Рим? – вдруг спрашивает она.
– Конечно, – отвечает он. – Это ведь наша работа – защищать делегацию.
– Ты говоришь «наша». Кого еще ты возьмешь в Рим, могу я спросить?
Он улыбается.
– Интересно, что ты про него подумаешь, – задумчиво произносит он.
– Про кого? – спрашивает она.
– Про моего друга. Он серьезный мужчина. И черный. Очень черный. Да, интересно…
Изабелла смотрит на него и хмурится.
– И никто не узнает о том, что между нами было? – вдруг спрашивает она.
Он отрицательно качает головой, и теперь уже его очередь попытаться найти подходящие слова, чтобы оправдать себя. Он мысленно переносится далеко-далеко и вспоминает про другую женщину и маленького ребенка, про золотое колечко, которое было сначала подарено, а затем отдано обратно.
– Никогда не узнает, – обещает он.
Он садится и, повернувшись, смотрит на нее сверху вниз.
– Это могло продолжаться недолго, – говорит он. – Ты и я. Мы никогда не смогли бы быть вместе. Шотландский наемник и принцесса из императорского двора Византии? Но нам следует благодарить наши счастливые звезды за то, что у нас двоих было.
– А ты будешь помнить меня, Патрик? – спрашивает она.
– Я буду помнить нас, – с легкой грустью произносит он, кладя кончик пальца на ее нижнюю губу. – Поверь мне, Изабелла, мы оба будем помнить.
Мир продолжает вращаться, двигаясь по направлению к чему-то неведомому, и сила этого движения – стабильная, никогда не меняющаяся – снова переносит нас прочь от этой парочки, туда, откуда мы к ней явились. Эти двое уменьшаются в нашем поле зрения в размерах: изображение сокращается так, как сокращается зрачок человеческого глаза, обращенного к солнцу.
– Я любила твоего отца, Джон Грант, – сказала Ленья. – Он не верил в это, а я не давала ему оснований верить, но это правда.
Он продолжал смотреть на месяц и ничего не сказал, но у него вдруг возникло странное ощущение: как будто ее мысли поплыли прямо к нему стремительным потоком, словно его судьба.
– Я помню его лицо очень отчетливо, – продолжала Ленья. – Прошло уже больше двадцати лет с того момента, как я видела его в последний раз, но оно до сих пор стоит у меня перед глазами.
Гул голосов – и радостных, и грустных – то усиливался, то ослабевал.
– Это твое лицо, потому что он был твоим отцом, – сказала она. – И это лицо Ямины, потому что он был и ее отцом тоже.
Принц Константин двигал из стороны в сторону ступнями, упираясь пятками в пол. Он не мог их видеть, поскольку находился в полной темноте, но зато чувствовал их. Все началось с обычного желания как-то согреться в этом холодном подвале. Он стал поднимать и опускать руки, разводить их в стороны и подавать плечи то вперед, то назад.
Он сгибался в поясе, стараясь дотянуться до колен и до ступней. Он тер и массировал бедра, похлопывая по ним сложенными в форме чашечки ладонями, – и все для того, чтобы заставить теплую кровь циркулировать по телу и отгонять прочь холод. И тут вдруг он осознал, что его ступни – уже давным-давно уснувшие навсегда ступни – двигаются в такт с его попытками до чего-то дотянуться. Как только Константин это заметил, он прекратил все остальные движения и сконцентрировался на движении ступней, которое началось как бы само по себе. «Где тот предел, на котором произойдет остановка? – с интересом подумал он. – И насколько сильно возрастет это ощущение?»
Пока он продолжал разного рода упражнения, ему пришло в голову, что во французском языке есть слово, лучше всех других подходящее для описания сути того заточения, в котором он сейчас оказался. Он узнал это слово от Дуки. (Ему вдруг стало интересно, что же его старый наставник делает в данный момент. Скорее всего, ест, добавляя еще несколько дюймов к своей и без того уже широченной талии. А может, наблюдает со стороны за жизнью других людей, запоминая интересные моменты, а потом записывая их.)
