— Так, стало быть, «решительно, немедленно, любой ценой»… Неплохо начался у нас с вами денек, очень неплохо!
А через день к подземному поселку из блиндажей, безжалостно украшенных ходами, переходами и террасками из юных березок с неободранной, белой корой, прибыли три машины.
Первой пришла уютная «эмочка», расписанная, как арбуз, косыми зелеными и черными полосами. Она прикатила из-за реки, с запада, откуда теперь еле-еле доносились сюда звуки далекой уже канонады. Из нее вылез генерал Теплов, который еще вчера на заре перенес свой командный пункт на другой берег, вперед, в пустовавшую лесную сторожку.
— Ну, как у вас тут? Как они? — спросил он у пожилого часового, который при виде своего генерала браво вытянулся у входа в землянку и взял автоматом на караул.
— Порядок полный, товарищ генерал. Отдыхают.
— Никто из начальства не приезжал?
— Никак нет, вы первый.
Генерал сошел в свое недавнее жилье, и почти тотчас же с востока по снежной дороге, утрамбованной до фарфоровой крепости и блеска подметками и колесами прошедших здесь дивизий, подкатили к блиндажу два сильных длинных штабных вездехода, покрытых серебристой алюминиевой эмалью.
Из первого легко выскочил маленький, щуплый, но крепко сбитый и весь какой-то пружинистый человек в защитного цвета бекеше и генеральской папахе, стоявшей на нем трубой. Из другой неторопливо выбрался плотный человек в бурках, в черном пальто с поднятым меховым воротником. «Уши» пыжиковой шапки были опущены, и из рамки рыжего пушистого меха глядело широкое, немолодое, полное лицо, щедро разрумяненное морозом, с глубокими волевыми складками на пухлых щеках.
Командир дивизии, вышедший на звук моторов, встретил приехавших у входа в блиндаж.
— Здравия желаю, товарищ член Военного совета! — молодцевато приветствовал он человека в бекеше.
— Здравствуйте, генерал… Знакомьтесь: секретарь обкома партии, — представил тот штатского. — Ну, где они у вас?
— Разместили пока здесь, в блиндаже, — ответил комдив.
В присутствии начальства он весь как-то подтянулся, помолодел, точно сразу скинул с плеч годков пятнадцать.
— Ну, и как они, как со здоровьем? — спросил секретарь обкома и удивил комдива своим не по фигуре звонким, юношеским голосом, своими молодыми, очень живыми глазами, которые так и бегали, так и шарили кругом, должно быть все, все замечая.
— Они не жалуются. Ваш приказ, товарищ член Военного совета, выполнен. Начсандив, подполковник медицинской службы, находится неотлучно при них. Самолет со спецмедикаментами вчера прибыл и был принят.
— А ценности? — спросил секретарь обкома.
— С самолетом, привезшим медикаменты, вчера прилетел ваш человек из банка, этот безрукий… Они там вместе с моим начфином и с особистом колдовали всю ночь. Утром докладывали: по предварительным данным — колоссальные ценности. Я-то здесь со вчерашнего дня не был. Ведь наступаем, товарищ член Военного совета, некогда. Сутки коротковаты стали.
— Ну что ж, пошли в блиндаж? — спросил приезжий генерал и гостеприимно уступил дорогу секретарю обкома.
Сойдя вниз, они поначалу ничего не могли разглядеть, кроме каких-то неясных фигур, вскочивших и вытянувшихся при их появлении. Потом, приглядевшись, различили в полутьме у стола, освещенного затененной карбидной лампой, двух офицеров и третьего — пожилого штатского человека с сухим морщинистым лицом. Пустой рукав темной полувоенной гимнастерки был у него засунут за ремень.
На столе, перед которым те стояли, тускловато сверкала груда драгоценных вещей.
— Ну, показывайте ваши сокровища, товарищ комдив, — сказал член Военного совета, снимая папаху и приглаживая ладонью серебристый бобрик, придававший его небольшой голове угловатую форму.
Генерал Теплов молча повел рукой в сторону драгоценностей.
— Не туда смотрите, товарищи генералы! — звонким голосом сказал секретарь обкома.
Он лишь мельком скользнул взглядом по груде золота, подошел к двухэтажным нарам, и молодые, цепкие глаза его так и впились в полутьму. На широком, полном и очень подвижном и выразительном лице его были и забота, и любопытство, и осторожное уважение.
— Эй, кто тут живой, откликайся! Дайте хоть посмотреть на вас, что ли!
Верхние нары занимала девушка. На белом фоне свежей, еще как следует не обмятой наволочки худенькое лицо четко вырисовывалось такими тонкими и строгими линиями, будто действительно было вырезано искусным мастером из старой слоновой кости. Девушка спала, но веки ее нервно вздрагивали, на бледных, увеличенных общей худобой губах дрожала тень успокоенной улыбки.
На просторных нижних нарах, рядом, обнявшись, как братья, лежали очень крупный человек, до того худой, что возраст его трудно было определить, и подросток, почти мальчик, с угловатым густо-смуглым лицом. И было похоже, что этот крепко спавший богатырь прикрывает младшего собой от опасности и непогоды.
Все трое дышали ровно. Секретарь обкома долго стоял над ними. В юности, которая казалась ему очень далекой, он окончил медицинский институт, и ему, как врачу, было необыкновенно приятно слышать их спокойное, ровное дыхание. Он прикрыл одеялом ногу меньшего, такую худую, что можно было угадать ее костное строение.
— Поднимете их? — спросил он у немолодой строгой женщины в военном, в петлицах которой рядом с тремя шпалами золотели медицинские эмблемы.
— Состояние тяжелое, но пульс уже наладился. Сделали два вливания. Вчера вечером и сегодня утром они приняли бульон. Девушка эта у меня совсем молодец, даже пробует подниматься… крепкая… Все пытается говорить. Вот только что перед вашим приходом уснула.
— Ну, что тут медицина предсказывает? — спросил член Военного совета.
Уже без папахи и бекеши, в простом кителе с тусклыми звездами защитного цвета на полевых петлицах, этот маленький человек пружинисто переваливался с каблуков на носки, и его до блеска начищенные сапожки при этом легонько поскрипывали.
— Медицина надеется, товарищ генерал-лейтенант. Молодость, одухотворенная молодость все побеждает, — по-штатски ответила женщина-врач. Поправив строгую прическу, она взглянула на спящих. — Было бы слишком несправедливо: преодолеть такие невероятные, просто нечеловеческие трудности, выполнить долг — и умереть.
— Бывает. На войне, к сожалению, случается и так, — сказал член Военного совета. Резко повернувшись на каблуках, он пошел было к столу, но с полдороги вернулся. — Товарищ подполковник медслужбы, командующий фронтом лично просил вам передать: сделайте все возможное для их спасения. Если возможного мало, сделайте невозможное. Ведите сражение за их жизнь всем оружием медицины. Ничего не жалеть. — Он подошел к столу: — Ну как, учитываете?
