что чердак пуст. Кроме них двоих и голубей, мирно спавших на своей балке, тут не было ни души. Так чего же тогда испугался Юра? Отчего эта смертельная бледность на его лице и ледяной, панический ужас в его глазах, словно он увидел призрак? Справившись с волнением, Паша открыл было рот, чтобы спросить друга, что с ним…
Но не успел. Едва увидев, что он собирается что-то сказать, Юра ещё более округлил свои и без того широко распахнутые глаза и прижал палец к губам. А затем, оторвав палец от губ, приподнял его и замер, точно призывая товарища к вниманию.
И только тогда Паша услышал наконец то, на что не обратил внимания до этого. Услышал чьё-то дыхание. Тихое, приглушённое, отрывистое, но всё же достаточно отчётливо уловимое в разлитой вокруг мёртвой тишине. Прислушавшись внимательнее, Паша различил и некоторые другие звуки, сопровождавшие это тяжёлое хрипловатое дыхание, – какие-то смутные шорохи, поскрипывание, сопение и даже как будто невнятное бормотание.
Несколько секунд Паша усиленно соображал, что всё это значит. Пока до него не дошло, что в доме – там, внизу – кто-то есть. Вероятнее всего, неведомый хозяин лесного жилища, вернувшийся домой и не подозревающий, что в его отсутствие к нему наведались незваные гости. Или подозревающий?..
От этой мысли Паше почему-то стало не по себе. По спине тонкой змеящейся струйкой пробежал холодок. Он вновь обратил растерянный взгляд на бледного, оцепенелого Юру, не сомневаясь, что тому, вероятно, известно что-то такое, чего не знает пока он сам. Заметив его вопрошающий взор, Юра снова прижал палец к губам, а затем указал им куда-то вниз.
Паша посмотрел в указанном направлении. Но поначалу ничего не увидел в разлитом вокруг сумраке. И лишь вглядевшись как следует, различил узкую продолговатую щель между досками, в которую сквозил рассеянный лунный свет. Этот слабый, едва уловимый отблеск проникал снизу, из дома.
Паша опять вопросительно взглянул на друга. Тот утвердительно кивнул, сделав одновременно предостерегающий жест. Паша медленно и предельно осторожно, стараясь двигаться бесшумно, подполз к щели в полу и припал к ней лицом.
И в первые мгновения ничего не мог разобрать, кроме мутного, едва брезжившего мерцания, наполнявшего нижнее помещение. Паше вообще сначала показалось, что там по-прежнему никого нет. Но чуть погодя он убедился, что ошибается. Чем дольше и пристальнее он вглядывался, тем отчётливее начинал различать в полумраке, лишь слегка тронутом неверным лунным отсветом, что-то огромное, массивное, чёрное, как сама тьма, постепенно обретавшее контуры человеческой фигуры. Контуры смутные, нечёткие, размытые, но всё же достаточно различимые и мало-помалу обраставшие всё новыми деталями.
Да, это был человек. Или, во всяком случае, что-то похожее на человека. Гигантское, грузное, мощное, занимавшее, казалось, едва ли не половину помещения. Он сидел на стуле, положив громадные, длинные, как у обезьяны, руки на стол и чуть склонив такую же громадную гривастую голову, крепко посаженную на широкие могучие плечи. Он был настолько огромен и необъятен, что, наверное, если бы он встал, то упёрся бы головой в потолок.
Но даже не это – не эти внушительные, впечатляющие размеры – было самым поразительным и пугающим. Куда более невероятным и шокирующим было другое, чего Паша не заметил сразу. Но в конце концов заметил. И едва окончательно удостоверился в увиденном, почувствовал, как холодеет у него внутри, а на голове шевелятся волосы.
Незнакомец был покрыт шерстью! Весь, с головы до пят. Длинной, чёрной, густой, клочковатой, свалявшейся. Это была его одежда, его шуба, облекавшая его исполинское тело плотным ворсистым покровом, сквозь который не проглядывало ни сантиметра кожи. Никакой другой одежды на нём не было. Да ему, пожалуй, и не требовалось…
Пашу прошиб холодный пот. Оторвавшись от щели в полу, он повернул к приятелю побелевшее, оторопелое лицо, на котором были написаны изумление и ужас. Но это был уже не тот неосознанный, спонтанный страх, который охватил его во сне и от которого он проснулся. У этого ужаса была причина, причём такая явная и определённая, что Паша ощущал его всем своим существом. Ему чудилось, что всё вокруг пропитано этим страхом, что он носится в самом воздухе, что можно почувствовать его самой кожей, по которой то и дело пробегали мелкие противные мурашки.
Чувствуя, как его всё сильнее сотрясает нервная дрожь, Паша снова припал глазами к щели в полу и впился взглядом в расположившегося за столом косматого гиганта. Тот по-прежнему сидел без движения, ссутулившись, потупив голову, положив одну руку на стол, а другую бессильно свесив вдоль тела. Могло показаться, что он очень утомлён или даже спит. Однако он не спал, так как его склонённая голова то и дело слегка покачивалась, а ровное хриплое дыхание время от времени прерывалось едва слышным невразумительным бормотанием. Паша попытался прислушаться к этому бормотанью, стараясь разобрать хоть слово. Но тщетно: это вообще слабо было похоже на человеческую речь, гораздо больше – на звериное рычание. Низкое, глуховатое, сиплое, чуть вибрирующее, как будто хозяин дома был недоволен или сердит.
А чем он мог быть недоволен? Ответ был очевиден: вторжением непрошеных, явно нежеланных гостей! Он не видит их, но наверняка уже уловил их присутствие своим мощнейшим звериным чутьём. И теперь пытается определить, где они? В каком месте они спрятались? В каком уголке дома затаились?
Было ли это так на самом деле, учуял ли их незнакомец или это лишь вообразил себе донельзя взволнованный и напуганный Паша, взвинченное воображение которого, как обычно, тут же заработало в бешеном темпе, – было неизвестно. Так же как не представлялось возможным определить, кто же в действительности этот заросший шерстью исполин – человек или зверь? Или и то и другое одновременно? Или же, напротив, ни то, ни другое, а что-то совершенно особенное, неведомое, непознанное?..
От этих мыслей, нахлынувших на него широкой горячей волной, голова у Паши пошла кругом. Застучала, запульсировала кровь в висках. Перед глазами забегали, запрыгали, замелькали огненные точки, пёстрые цветные пятна, блёклые водянистые разводы. Он почувствовал, что сейчас потеряет сознание, и, забывшись, шумно, прерывисто вздохнул.
И тут же пришёл в себя. Снова приник к щели и, затаив дыхание и с трудом удерживая учащённый стук сердца, напряжённо и пристально воззрился в незнакомца. И сразу же понял, что тот, вероятно, уловил его неосторожный, чересчур громкий вздох. Косматый гигант вдруг прекратил своё бессвязное бурчание, пошевелил руками, приподнял голову и замер, точно внимательно прислушиваясь. А затем медленно повернул голову влево, в сторону окна, от которого на его лицо упал бледный рассеянный
