— Нет.
Лейж снова поднес гармонику к губам, быстрее прежнего сыграл несколько фраз, хотел уже перейти к следующим, очень важным, и невольно вскрикнул от внезапной боли под лопаткой. Первой была мысль: из какой-то щели в него выпущена стрела. Он даже схватился рукой за спину, стремясь дотянуться до раненого места, но в этот момент кинжальная боль резанула бедро. Лейж обернулся, всматриваясь, откуда могли вылетать эти невидимые стрелы, и вскрикнул от нового болевого удара. Боль становилась острей и острей, тело начинало зудеть и чесаться. Кабинет наполнился шумом, издаваемым динамиками, в этом шуме чудились звуки музыки, похоже, играла скрипка… Ваматр?.. Играет или нет?.. Неуловимая и вместе с тем очень будоражащая эта музыка мешала больше всего. Казалось, умолкни динамики — и можно будет понять, откуда враг ведет наступление. Боль в шее вспыхнула с такой силой, что он не сдержался, закричал, вскинув голову, и увидел…
Над ним летал лимоксенус.
Лейж вскочил на стол, стоявший в углу комнаты, крепко прижался спиной к стене, съежился, присел на корточки, и заиграл на гармонике.
— Прекратите!
Лейж не отвечал.
— Перестаньте играть. Мы поняли, в чем дело. На островах вы не играли, зная, что сигналы не дойдут до сообщников. Сейчас наша аппаратура улавливает волны, посылаемые вашей чертовой игрушкой.
Лейж оставил гармонику.
— Вы обречены. Фермент или…
— Я не могу…
В кабинете уже летало не меньше десятка лимоксенусов. Как ни отбивался от них Лейж, они продолжали жалить его, находя то одно, то другое доступное им место. Лейжу удалось раздавить двух-трех особенно нахальных и неосторожных, но с остальными поделать ничего не удавалось. От укусов горело тело, вспухало лицо, шея. Ногам доставалось особенно. Огневая боль шла от щиколоток к спине. Раздавленных им тварей набралось много, но откуда-то, из непонятно где существующих щелей и отверстий влетали новые и новые посланцы Рбала.
— Фермент, Лейж, — гремел голос из динамика, — или я выпущу их на вас через вентиляционный канал.
— Я не знаю, как его синтезировать.
— Ложь!
— Я получил его от Нолана… Немного, несколько граммов… я не знаю секрета…
— У меня эти штучки не пройдут. Признавайтесь!
— Я не умею синтезировать!
Лейж в минуту отчаяния вдруг подумал, что его ослабевший голос не услышит палач, захотел громче выкрикнуть это «нет», но не нашел в себе сил. Боль, дикая, нестерпимая, вызываемая отвратительными существами, парализовала. Мысли путались, хотелось ухватиться за кукую-то одну спасительную, но такой не оказалось. Мешали думать возникавшие в памяти рассказы о пытках. Лейж никогда не мог без содрогания и страха читать описания пыток, особенно применяемых к людям, которые действительно ничего не знали и поэтому ничего не могли сказать своим палачам.
Что-то выкрикивал Рбал, настаивал, требовал. Вероятно, грозил…
— Не умею, — всё тише отвечал Лейж…
Сколько теперь стало лимоксенусов? Не так уж много. Но Рбал запустит еще и еще… А если… если была бы возможность соединиться сейчас с Хуком и сказать ему: «Я не умею. Не умею!» Хук давал двадцать минут… Поверил бы Хук или нет?.. Сказать Рбалу, попросить его позвонить в город к Хуку… Нет, надо продолжать сигнализировать друзьям…
Лейж опять, уже распухшими губами припал к гармонике и кодировал слова прощального привета, призыв не прекращать борьбу.
Последний аккорд нес сообщение о ворвавшейся к нему туче лимоксенусов.
* * *
Прошли все сроки, отпущенные Крэлу профессором Овербергом, и настало время принять окончательное решение. Собственно говоря, Крэл принял его еще в Асперте, узнав о судьбе Аллана Лейжа. Теперь его заботило другое: как именно осуществить задуманное.
Уже несколько месяцев он вел опыты вхолостую. Тысячи проб, кончавшиеся ничем. Нужной была одна-единственная точка, найденная в памятное яркое утро, а Крэл, словно и не существовало ее, делал новые попытки, умышленно уходя дальше и дальше от найденного. До совещания у Оверберга, на котором Крэл не рассказал о полученных результатах, в его работу никто не вмешивался. Так могло бы продолжаться и дальше — дирекция считала необходимым предоставлять ему наибольшую самостоятельность, но Крэл начал сам привлекать вниманием своей работе. Теперь и заведующий отделом, и даже Оверберг были осведомлены о каждой серии его опытов, знали, что ни один не дает искомого результата.
Эксперименты Крэл ставил интенсивней прежнего, стараясь нагромоздить такую гору данных, в которой докопаться до набора цифр, составляющих код излучения, было бы практически невозможно. Оставалось придумать, как поступить с записью кода, выданной счетно-решающим устройством в ночь открытия. Запись не должна быть обнаружена. Изъять ее из пачки документов, подобранных в хронологическом порядке? Нет, пробел будет слишком заметен. Ясно станет, что выпадает какое-то звено, что не выверена группа цифр. Опыты могут повторить, ведя поиск в этом направлении, в этом, пропущенном диапазоне, и, конечно, наткнутся на нужное сочетание.
Крэл решил просмотреть данные трехмесячной давности, открыл свой личный сейф, вынул папку, почти не глядя, нашел в ней нужную страницу. Вот колонки цифр, напечатанные в определенной последовательности. Всё выглядит просто и стройно, но, как в формуле белка, стоит только чуть-чуть изменить порядок расположения аминокислот — и свойства белка станут совсем иными, так и здесь, достаточно переставить… Что такое?! Крэл вновь перечитал столбцы, относящиеся к кульминационному моменту генерации. Почему же после трех семерок стоит 832? Ведь это абсурд. Найдено было 717. Так похожие, совсем немного отличающиеся друг от друга трехзначные числа — 777 и 717. И дальше, почему 618, когда должно быть 648? А затем всё сдвигается непонятно куда.
Крэл подошел к гиалоскопу, быстро ввел в программное устройство группы, записанные в протоколе. Зеленого пика в приборе не получилось. Тогда он запер дверь, выключил телефон и принялся тщательно обследовать сейф. Сейф личный, обычно никто не открывал его. Что же могло случиться? Похоже, что не всё лежит на своих местах: будто кто-то осторожно, стараясь не нарушить порядок в чужом хранилище, пытаясь не вызвать подозрений, брал папки, ставил их на места, но ставил не совсем так, как это делал хозяин сейфа. Может быть, только показалось? А код? Забыть последовательность групп он не мог: 777–717–648…
Установка получила задание генерировать излучение по этому, хорошо запомнившемуся набору, и вскоре Крэл увидел на экране гиалоскопа яркий зеленый пик. Устойчивый, спокойный. Как тогда… Вот сейчас появится неожиданно Альберт Нолан, не снимая плаща и шляпы, сразу пройдет к прибору, с досадой скажет: «Всё-таки получилось!»
