— Вот и хорошо. Директор на месте, — кивнул на видавший виды вездеход Борщев.
Пройдя через безлюдный вестибюль правления, с многочисленными дипломами, грамотами в рамочках по стенам, непременной доской объявлений и толстыми снопами пшеницы (а может, и ржи, Клифт в злаках не разбирался), поднялись по обшарпанной лестнице на второй этаж. По распахнутой настежь двери безошибочно угадали приемную.
Место секретарши пустовало. Гости беспрепятственно прошли в кабинет директора.
Навстречу им шагнул высокий, с копной плохо расчесанных кудрей, голубоглазый человек в белой рубашке с короткими рукавами и джинсах.
— Привет колхозникам! — поприветствовал его Борщев и. представил: — Генеральный директор нашей компании Юрий Степанович Жабин.
— Виктор Николаевич Колесов, — протянул руку хозяин и указал радушно на приставной столик: — Располагайтесь!
Клифт, не имея ни малейшего понятия, о чем следует вести разговор, сел, приосанившись, и выжидательно глянул на зама. Тот поинтересовался солидно:
— Как, Виктор Николаевич, без хлеба в нынешнем году не останемся? Мы тут помотались по полям — вижу, посевы жара подсушила.
— Есть маленько, — согласился Колесов, — но в основном у тех, кто хозяйствовать на земле не умеет. — И принялся объяснять увлеченно: — Надо же с умом сеять, сорта пшеницы подбирать. У нас из каждых пяти лет, как правило, три года засушливых. Азия! Зимой снег с полей в овраги сдувает, промерзает все — озимые не родятся. Летом дождя не дождешься. Одним словом, зона рискованного земледелия. Так я большую часть полей «Варягом» засеял. А «Варяг» знаете что за сорт? Он путем скрещивания с афганской пшеницей получен. Что за климат в Афганистане — понятно. Та же жара, суховеи, нехватка влаги. Но растет! И я даже в самый засушливый год с «Варягом» пятнадцать центнеров с гектара возьму!
— Научное земледелие — это, брат, сила, — с важным видом согласился Борщев.
— А то! — азартно подхватил Колесов. — И все же подобрать засухоустойчивые сорта — еще поддела. — Он поднялся порывисто, подошел к столу, стоявшему отдельно в углу кабинета. — Вот, полюбуйтесь!
Гости подошли, посмотрели. Клифт непонимающе воззрился на привядшие, с комочками присохшей к корням грязи, стебли с зелеными, не вызревшими еще колосками, разложенные аккуратно, рядком, на белом ватмане.
— Видите? — победно указал Колесов пальцем на корешки. — Вот этот — тонкий, ломкий, как спичка. Колос — в зачаточном состоянии. На этом поле и убирать нечего будет. Считай, сгорело все к шутам. А почему?
— Почему? — чтоб не молчать, выдавил из себя Клифт.
— Да потому, что этот фермер, на чьем поле я этот колосок вырвал, заделал семена в почву всего на глубину два-три сантиметра. А температура поверхности земли при нашей жаре — под шестьдесят градусов! Вот всходы и поджарились, как на сковородке!
— Надо же, — сочувственно чмокнул губами Клифт.
— А теперь вот сюда посмотрите, — предложил Колесов, указывая на другое растение. — Корешок разветвленный, кустистый. Стебель мощный, колос развитый, налитой, полновесный. В нем… раз, два… — принялся считать он, — шестнадцать зерен. Значит, урожайность — шестнадцать центнеров с гектара.
— А это с чьего поля? — неожиданно для себя заинтересовался Клифт.
— С моего, естественно, — не без гордости хмыкнул хозяин кабинета. — И учтите, что ни на этом поле, — пренебрежительно ткнул пальцем на худосочный стебель, — ни на этом, — огладил он нежно налитой колос, — за лето ни капли дождя не выпало! А знаете, в чем разница? В том, что я семена на пять — семь сантиметров заглубил при посеве! Вот они от жары и не пострадали!
— Да уж, — уважительно кивнул Клифт, — дело мастера боится…
— Земледелие — это искусство, — чувствовалось, оседлал любимого конька Колесов. — Ну, скажем, как живопись… или способность музыку сочинять. Не каждому дано. — И покровительственно похлопал Борщева по плечу. — Это вам не нефть качать. Пробурил дырку в земле — и черпай!
— Ну-ну, — нахмурился Борщев. — Нефть добывать — это тебе не лаптем щи хлебать! Тут тоже, знаешь ли, умение нужно.
— Да только нам за наши таланты копейки платят, — подосадовал Колесов, — так, что хозяйство едва концы с концами сводит. А вы, нефтяники, в шоколаде. Знаете, солярка нынче почем? А, ладно, — махнул он рукой. — Пойдемте пообедаем.
— Отчего ж не пообедать? — охотно согласился Борщев. — У нас в багажнике водочка заначена…
— Из нефти? — подколол Колесов.
— Да что ты! — всплеснул руками Борщев, — Из самой что ни на есть настоящей пшеницы! Может быть, даже из твоего «Варяга» хваленого…
— А мне этот Колесов понравился! — заявил Клифт, когда спустя час, захмелевшие слегка и отяжелевшие от еды, они с замом отъехали от правления. — Есть в нем что-то этакое… первозданное. На таких мужиках Россия испокон веков держится!
— На нас она держится, Юрий Степанович, — кивнул головой Борщев. — Если бы не наши нефтяные да газовые деньги, посыпалась бы давно страна к чертовой матери! К тому же ставлю вас в известность, господин генеральный директор, что на территории колхоза «Рассвет», где мы только что с вами побывали, нефтеносные слои богатейшие. И мы их в ближайшее время застолбить должны. Отжать у Колесова землишку.
— Это как, интересно? — полюбопытствовал Клифт.
— Да проще простого! «Рассвет» одному банку по кредитам десять миллионов рублей задолжал. С урожая планировал рассчитаться. Но это не раньше чем месяца через три-четыре. Пока хлеб уберут, пока продадут да деньги за него выручат… А мы ждать не будем. Наша компания долги «Рассвета» у того банка давно перекупила. И мы в ближайшие дни инициируем в отношении не рассчитавшегося по кредитам хозяйства процедуру банкротства. И земли его, а главное, недра, к нам в собственность отойдут!
15
Клифт не любил и побаивался того, что у братвы в криминальном мире называлось «везухой». Жизнь, как известно, складывается из полос, и вслед за светлой непременно черная наступает. Причем чем дольше «везуха» прет, тем шире, продолжительнее затем черная полоса. А потому, считал он, лучше уж серенькая жизнь, этакая, серединка на половинку, чтоб без оглушительных удач, но и без глубоких провалов. Так-то оно надежней, спокойнее.
Весь личный опыт его о том же свидетельствовал.
Помнится, как-то бомбанул на пол-лимона отечественных рублей одного лоха в автосалоне, а через день глупо спалился. Приметил в метро пассажирку с приоткрытой сумочкой, недолго думая, рефлекторно больше, чем из нужды в деньгах, клешню туда свою запустил — и бац! На опергруппу по борьбе с карманными кражами нарвался. Дамочка эта, капитанша полиции, как оказалось, намертво руку его прихватила, тут же друганы ее — опера — подоспели. В итоге — трешку строгача схлопотал, и пол-лимона на хазе пропали. Кенты божились, что деньги в общак, для согреву Клифта на зоне, передали. Может, и так, а только он бабками теми не попользовался. Он ведь по той, зоновской жизни, слава те Господи, в авторитете, с ворами чаи гоняет. Уж чего-чего, а чаек на замутку или косячок раскумариться ему с любой дачки перепадает. И чифирнуть — последний глоток непременно за ним. А как известно, не каждому фрайеру «пяточка» достается!
