Солдаты пограничной охраны Понсик и Пшибыла в эту ночь в наряде. Они идут медленно, ступают тихо, изредка бросая луч света на тропинку и кусты. Внезапно их внимание привлекают отчетливые следы: на контрольной полосе видны отпечатки сапог. Оба гасят фонарики и осторожно исследуют ближайшие кусты. Никого!
Внезапно их внимание привлекают отчетливые следы
Тогда Понсик вынимает из кармана маленькую телефонную трубку и втыкает вилку шнура в штепсель, укрепленный на ближайшем пограничном столбе. Буквально в ту же секунду на заставе раздается сигнал. Ясно, что на участке границы, где сейчас стоят оба солдата, что-то произошло. Догадки не нужны: вслед за сигналом в трубке дежурного уже слышен рапорт Понсика. Дежурный поручник внимательно слушает. Падают слова, которые для пограничников имеют электризующее воздействие; нарушена граница!
Граница нарушена! В течение нескольких секунд уже объявлена боевая тревога...
Граница нарушена! Солдаты выбегают из караульного помещения, поспешно хватая оружие. Одновременно с коек вскакивают их товарищи, которым в эту ночь предстояло спать спокойным сном. Они быстро одеваются и сбегают вниз, перепрыгивая сразу через несколько ступенек...
Граница нарушена! Звонят телефоны, стучит морзянка, передавая тревожную весть вниз и вверх по Одеру — то есть всюду, где имеются пограничные заставы. Условным шифром сообщается всем защитникам границы, что в эту минуту на польскую землю ступил 4враг. Может быть, он несет с собой взрывчатку/чтобы разрушить народное предприятие, может быть, он хочет выведать государственную тайну, а возможно... Кто знает — зачем он пришел!
Граница нарушена! В Болешковицах и ближайших заставах уже подъезжают к воротам машины. Пограничники выпускают из будок поисковых собак, которых круглый год держат на открытом воздухе, чтобы они не изнежились и хорошо несли службу. За собаками в кузов вскакивают их проводники, другие пешком отправляются по заданному маршруту. Овчарки слегка повизгивают. Нервное напряжение людей передается им.
Граница нарушена! В топоте солдатских сапог, в рокоте моторов автомобилей, в приглушенных командах не найдешь ни тени замешательства или суматохи. Каждое движение рассчитано, испытано и проверено десятки и сотни раз на учениях — занятиями заполнена большая часть солдатского дня.
Граница нарушена! Человека, который совершил это, начинают разыскивать по заранее составленному плану. Штаб разработал его до мельчайших деталей, предвидя какой-то день «Д», когда враг именно возле такого-то погранзнака вторгнется на польскую землю. И тогда предусмотрено — как это определено и для сотен и тысяч других таких же участков границы,— какими силами преградить путь врагу в глубь страны. Вот, например, тут достаточно семнадцати человек и одного патруля на велосипедах. Если врагу удастся пройти в северном направлении, то тогда он должен наткнуться на другую цепь. Уже с утра его подкарауливают десятки засад, искусно скрытых в лесной чаще. Ближайшие железнодорожные станции с момента тревоги находятся под особенно строгим надзором. Пограничники проверяют все ночные поезда, а над дорогами кружат патрульные самолеты. Штаб участка следит за ходом всей операции. Бледный рассвет застает офицеров-пограничников бодрствующими: они склонились над картами и отдают приказы при помощи сложной системы связи, которая помогает им в течение нескольких минут донести приказ до самых отдаленных уголков этого участка границы...
...Рядовой КПО[10] Станислав Цыняк дежурил весь прошлый день. В 9 часов вечера он вернулся с патрулирования и отрапортовал, что ничего подозрительного не обнаружено. Потом Цыняк долго мылся и около полуночи лег спать, но только на часок, так как хотел поужинать вместе с ночной сменой. Только после ужина он улегся, чтобы выспаться как следует, но ему не суждено было отдохнуть. В два часа ночи в спальню вбежал дежурный сержант. Тревога! Тревога!.. Уже через несколько минут Цыняк и рядовой Лоза шли лесной дорогой. Вот очи и на месте. Оба укрылись в засаде на краю леса. Перед ними — перекресток двух дорог: одна ведет через лес, а вторая от границы тянется к ближайшей железнодорожной станции. Пограничники Цыняк и Лоза поудобнее устраиваются в кустах и внимательно осматриваются вокруг. Часов около семи утра до них доносится тарахтенье телеги... Пограничники расправляют плечи, немножко одеревеневшие от напряжения и утреннего холодка. Потом проверяют оружие и... ждут.
...В эту ночь Магдалене Вишневской спалось плохо. Об этом она на рассвете рассказала дочке: видела во сне родное село на Замойшине и тот день, когда ее и всю семью выгнали из дома. Отчетливо стоял перед глазами высокий офицер в стальном шлеме, на котором красовались череп и перекрещенные кости. Лающим голосом он по-своему отдал какой-то приказ вытянувшемуся в струнку солдату, и тот прикладом ударил Магдалену, когда она еще раз обернулась, чтобы посмотреть на свое село. Снилась ей также младшая дочка, которая в ту страшную зиму замерзла в неотапливаемом телячьем вагоне... А перед смертью девчушка протянула к матери синие ручонки и смотрела молча в ее полные боли и ужаса глаза...
Однако времени на долгое изложение своих снов у Вишневской не было: сын запряг лошадь. Быстро одевшись, Магдалена уселась на телегу. Надо было торопиться свозить сено, оставленное в малых копенках на самом берегу Одера. Однако не проехала Вишневская и километра, как неожиданно из придорожных кустов вынырнул пограничник:
— Стой! Пограничная охрана! Предъявите документы!
Ну, насчет документов все в порядке — Вишневская их всегда прячет в надежное место! Сперва она расстегивает куртку мужа, путаясь в ее длинных рукавах, потом вытаскивает из-за пазухи кожаный мешочек, развязывает его тесемки и добывает со дна обернутый в тряпку сверточек. Старательно разворачивает газету и из кучи всяких квитанций, справок, счетов и писем достает, наконец, паспорт. Пограничник еле сдерживает улыбку, глядя на все эти манипуляции, внимательно просматривает документ и, возвращая его, козыряет:
— Все в порядке! Благодарю. Можно ехать!.. А далеко это вы собрались, пани Магдалена?
— Да за сеном...
— Ну, счастливо оставаться!
Телега исчезает за поворотом. Над пограничниками, сидящими в засаде, снова тишина. Только с высокой ветки, забавно склонив вбок головку, смотрит Дрозд. Его маленькие глазенки-бисеринки замечают в кустах двух солдат в камуфляжных плащах, настолько искусно раскрашенных, что они совершенно сливаются с зеленовато-ржавым фоном леса — польская осень в разгаре.
