Николай Непомнящий - 100 великих приключений

Старший сасквач уже три раза приходил к нему. На правах хозяина он садился довольно близко к Альберту и следил за всеми его движениями, подражал им, как бы учась делать то же самое, и даже самовольно дотрагивался до того или иного предмета. А вот «старая леди» по-прежнему избегала гостя, хотя, кажется, примирилась с его существованием. Зато её дети и сам хозяин охотно приходили к костерку Альберта. Их привлекало всё: и огонь, и манера Альберта есть, и яркие банки, которые, уже опустошённые, доставались им. Альберт одаривал их по очереди.

В тот решающий день обеих самок поблизости не было. Мужская половина семейства присутствовала при трапезе гостя. Альберт на корточках стерёг закипающий кофе. Хозяин пытался фамильярничать с Альбертом и сидел к нему очень близко, даже слишком, мешая Альберту двигаться, и тоже на корточках — копировал позу человека. Альберт милостиво не допил кофе, протянул ему. Сасквач выхватил банку и одним махом опрокинул в себя остатки кофе, в основном — гущу. Вкуса он либо не почувствовал, либо дело было в другом: в престиже. Он пиршествует вместе с существом высшего порядка, которое умеет делать огонь и обладает чудесными вещами!

Альберт залез в рюкзак и вытащил оттуда банку нюхательного табака. Отодвинул пальцем крышку в банке, взял щепотку, поднёс к одной ноздре, нюхнул. Взял ещё щепотку, поднёс к другой ноздре. Старый сасквач повернулся к нему всем телом и смотрел, будто выжидая. Альберт протянул ему банку: угощайтесь! Он ожидал, что и тот возьмёт пальцами вежливую щепотку — человеку свойственно мерить всё на свой аршин. Но пальцы сасквача не умели складываться щепоткой! Он с жадностью выхватил банку и… высыпал себе в рот всё содержимое. Проглотил единым духом. Вылизал банку изнутри. Альберт насторожился: кажется, сейчас что-то случится…

Спустя пару минут сасквач вытаращил глаза и уставился в одну точку. В его глазах отразилась мука. Он схватился за голову, сунул её между колен и начал кататься по земле. По всей видимости, у него страшно болел живот. Сасквач завизжал, как поросёнок — визгливо, пронзительно. Альберт схватил лежащее рядом ружьё и вскочил: если сасквач бросится на него, то придётся стрелять. Но, кажется, хозяин в своих страданиях гостя не винил: визжа и держась руками за живот, сутулый, скрюченный, он подбежал к ручью, упал головой в воду и стал жадно пить.

«Сейчас или никогда», — подумал Альберт и начал быстро бросать свои пожитки в спальный мешок. Парень очнулся от оцепенения, вскочил и мгновенно исчез — побежал за подмогой? Альберт бросился бежать вдоль ручья, к тому месту, где вода выбивалась из расщелины в скале. Пролезет? Не пролезет? Должен!

Внезапно ему путь перегородила «старая леди». Её глаза свирепо горели. Альберт вскинул ружьё повыше — сколько позволяла рука, занятая спальным мешком — и нажал спусковой крючок… От грома выстрела «леди» как ветром сдуло. Больше его не преследовали.

…Он пробирался через туннель против течения, борясь с водой. Тащил за собой тяжёлый намокший спальник; ружьё цеплялось за стены. Проход медленно расширялся. Когда, наконец, он вылез, то побежал вперёд не оборачиваясь, не разбирая пути. В ботинках хлюпала вода, мокрая одежда холодила тело. Судорожно сжатой рукой он тянул за собой спальник. Скорее — дальше, дальше! Шёл до вечера, с каждым шагом всё медленней и медленней, потом уже еле волочил ноги. Дрожавшей рукой пытался разжечь костёр — не смог: спички отсырели.

Эта ночь была просто ужасна — в холодном мокром мешке не заснёшь. К утру понял: заболел. Голова горела, ноги отказывались идти. Опираясь на ружьё, как на костыль, он упрямо шёл вперёд. Вдали слышался звук, казавшийся знакомым. Он не сразу понял, что это визжит лесопилка…

Когда он, шатаясь, дошёл до неё и прислонился к стволу дерева, рабочие долго смотрели на него. Голова у Альберта болела, он весь горел, но мыслил холодно и трезво. С трудом разлепил запёкшиеся губы и сказал.

— Я пытался искать золото. Заблудился. Заболел.

О главном промолчал. Понимал: не поверят. «Всякое семя знает своё время». Он молчал полвека. Потом, уже на закате жизни, всё рассказал журналисту Джону Грину и дотошному исследователю Рене Дахиндену. Его история опубликована во многих книгах. Но всё равно она кажется невероятной…

В Википедии дан перевод этой «зашифрованной» записи: «…гулящих женщин много, и потому они дешёвые: если имеешь с ней тесную связь, дай два жите́ля; хочешь свои деньги на ветер пустить — дай шесть жите́лей. Так в сих местах заведено. А рабыни-наложницы дёшевы: 4 фуны — хороша, 5 фун — хороша и черна; чёрная-пречёрная амьчюкь маленькая, хороша». Какое хорошее знание темы! — Примеч. читателя.