Лысый вновь позволил прилепить ему датчики. Ну, с Богом!
— Только помни: не напрягайся! Отдыхай!
Раз, два — щелк! И вот они снова здесь — эти волны. Опять штормовые: так и швыряет курсоры вверх-вниз. Но теперь я даже не успел крикнуть лысому, чтобы он расслабился. Снова щелчок — и экран тухнет. А у меня темнеет в глазах от ярости. Я даже не стал проверять, можно ли оживить прибор — как есть схватил его и сбросил со стола. Датчики не сразу соскочили с головы Лысого, и ее рвануло вбок.
— Э, э! Ты чего, доктор?! Не надо калеку докалечивать, — произнес он с беззлобной улыбкой.
Взбешенный и разоренный, я заперся у себя. Трещал череп. И тошнило. Но не от резких запахов, теперь постоянно доносившихся из комнаты-мастерской. Тошнило от идеи. Она, как вылупляющийся уродливый страусенок, уже пробила скорлупу и теперь выползала на простор семи ветров. Кому-то прозрение достается за так, а кому-то надо подарить собственным сомнениям десятки тысяч рублей, сотни километров и бесконечное множество изгрызенных ручек. Я выкачивал кровь из этого беззащитного человека, шарил тщательно вымытыми руками в неизвестности — и все ради того, чтобы понять: я — врач, а не физик, и начинать вообще надо было не там.
Через несколько дней я подошел к Лысому уже с другим прибором. Тоже не дешевым, но в этот раз — мне верилось! — траты были оправданны. Антеннка в трех сантиметрах от объекта. Палец — на большой кнопке в центре маленькой коробочки. В мгновения запредельной опасности или запредельного же волнения и тело, и сознание почти всегда потрясают своими возможностями. Сколько людей уже признавались в том, что успевали прокрутить в голове всю жизнь, падая с прогнивших мостков в холодную реку! А сколько их, вытаращив глаза, рассказывали: мол, видел, своими глазам видел, как сминается железо, когда машина врезалась в столб! Не мог видеть, и знаю, что не мог, а видел, видел — гадом буду! И я тоже видел: стрелка дрогнула. И вместе с нею — я. Стрельнуло: знаю!
По таблице, разметавшейся во всю длину инструкционной простыни, сверил цифры.
— Хм! Электропила, микроволновая печь, принтер офисный… Приличные доли!
— Что это? Что? — заволновался Лысый. — Что за доли? И для чего эта штука?
— «Спокойно, товарищ, спокойно!» — я пел во весь голос. — Потом расскажу. Но очки свои уже сейчас можешь выкинуть: они тебе никак не помогают, только привлекают лишнее внимание. Шапка и куртка — тоже так себе защита, если они, конечно, не из никеля. Ты, помнится, говорил, что приятельствовал с телевизором. Часто включал?
— Да не особо. У нас старый был, работал плохо. С маминой зарплатой, сам понимаешь…
— Ну да. Мобильником ты, надо полагать, тоже не пользуешься?
— Нет, конечно. На что он мне? Да и покупать сложно: паспорт нужен, с продавцами долго общаться…
— Я так и думал! — И я поднес к нему свою «трубку». Которая тут же сообщила о сбое связи. — И голова моя, кажется, тоже от тебя «фонит».
Конечно, я поковырял его еще немного: где-то поколол, где-то поскреб… Но уже по инерции: мысли занимало другое. Отнес свои предположения к одному спецу.
— А может так быть?
Он рассмеялся, потом вздохнул, потом почесал ухо.
— Биоэлектрет с таким сильным и долгоживущим полем? Нет, ну, всякое может быть во Вселенной, но…
Вслед за «но» на меня с цепями и кастетами бросились его здравомыслие, научный скепсис и богатейший опыт. А я даже не стал ввязываться в драку — просто ничего не услышал. Ведь может быть всякое, а значит, и такое! И пусть все мои знания, аппараты и препараты — не больше, чем огарок свечи в огромном темном замке. Зато я знаю, какой чулан освещать…
— Слышал про опыты с гиппокампом крыс?
Лысый оторвался от холста. За его спиной уже всевластно простиралось поле родной Валентинычу Капитоновки, а лес вдалеке поигрывал оттенками желтого. Лысый не мог знать, что за этими прощающимися с теплом деревьями лежит дорога — та самая, по которой я уже трижды мотался к мастеру. Чтобы сделать качественные снимки, нужны были веские, сложносочиненные поводы, ибо мастер утопал в неотложности. Он поспешал: уже призывно белели пустые стены двух залов, снятых в самом центре Москвы, уже типография метала буклеты и пригласительные, уже укладывалось в ящики дорогое шампанское, а по даче прохаживалось все больше знакомых искусствоведов, критиков и журналистов. «Хорошие все-таки у него были учителя!» — сказал как-то один из них, разглядывая картины. Возможно, это был просто разговор с вечностью, но я оказался рядом — и откликнулся: «Он же всегда говорил, что нигде особо не учился». Искусствовед-журналист-критик снисходительно улыбнулся и шепнул: «Многие нигде не учились. И писатели тоже любят так говорить. Доктор филологии, всю жизнь занимался готическим романом, а как сам взялся за перо — заявил, что самоучка. На заводе молотом машет. В рабочем поселке живет. А по ночам — исключительно для себя! — пишет интеллектуальную прозу. Или такие вот натюрморты. Оно все так лучше продается». Я улыбнулся в ответ, но, скорее, на автомате: в моих кругах дипломы не сжигали, а вешали на видное место…
— Каким гиппокампом? Опять загадки? Я уже перестаю понимать твою речь.
— Крысе вскрывают череп, а жизнь мозга поддерживают в растворе солей. При этом в мозг вводят электроды, которые посылают импульсы. За счет этого усиливаются связи между определенными нейронами — ну, нервными клетками…
Лысый внезапно метнулся в угол комнаты.
— Ты чего?!! Ты… Ты со мной такое хочешь?! Ну уж нет! Всему есть предел! Меня и так достали твои эксперименты.
Я рассмеялся:
— Это ты чего?! Кто ж будет тебе череп раскалывать?! Тем более что ты сам это делаешь…
— Я? — Он нервно почесал щеку, оставив на ней бурый след краски.
— Да, ты! Прибор, которым я водил вокруг тебя, называется анализатор электромагнитных полей. Я про него не ахти как много знаю, но он мне твердо сказал, что ты в некотором роде излучатель…
— Кто?
— Излучатель. Про поля, надеюсь, слышал? Линии электропередач, компьютеры, сотовые… Вот, если верить этому самому анализатору, такое поле есть и вокруг тебя. Причем не самое слабосильное. И оно действует на…
— Всех вокруг. Интересно, как поле может заставить человека думать так, а не иначе.
— Дай договорить! Во-первых, не думать, а вспоминать! А во-вторых, поле вообще много чего может! Может менять любые физиологические функции. Давление, пульс, слух, зрение. Может ослаблять внимание, вгонять в депрессию… Даже кожную болезнь вызывает — ты знал? Все зависит от того, какое оно и на что действует. По крайней мере, биоэлектрическая активность мозга от него может меняться — а значит, не так, как обычно, работают и память, и внимание, и психика. Это все — то, что мне известно сейчас, когда я погрузился в тему и начитался всякой всячины. А теперь — то, что я допускаю. Даже назвал бы это предварительным диагнозом, если это касалось бы моей области знаний. Но это касается той области, где не то что я — великие ученые умы еще ничего не решили…
