— Привет, — сказала она.
— Куда это поставить, мисс? — спросил я, входя.
Она огляделась по сторонам, прежде чем указать на один из кофейных столиков.
— Сюда, пожалуйста.
— А где мисс Симпкинс? — поинтересовался я.
— О, она уснула навсегда. — Кейт указала на закрытую дверь спальни.
— А кто тогда второй? — спросил я, кивая на шоколад.
— Вы.
Я моргнул:
— Спасибо, мисс, но я не могу.
Она казалась неподдельно удивленной.
— Но я думала, вы уже сменились.
— Да. Но я член экипажа, а не пассажир первого класса. Я не могу даже присесть в вашей каюте!
— Почему бы и нет, если пассажир первого класса вас приглашает.
Она, похоже, обиделась, и я понял, что она живет в мире, где всегда поступают по-своему и где нет ничего невозможного. На мгновение я почти почувствовал неприязнь к ней. Может ли она хотя бы вообразить, как живут другие люди? Может ли почувствовать, что такое быть бедным и лишиться счастливого шанса из-за богача и его сынка?
— Экипажу не дозволено вступать в неформальные отношения с пассажирами, мисс, — сухо произнес я.
— Глупое правило, — заявила она, однако примирительно улыбнулась мне. — Я не желаю, чтобы у вас были неприятности. Я просто хотела еще немножко поговорить. Мы прервали разговор на самом интересном месте, правда? Разве вам не любопытно?
— Конечно, — улыбнулся я в ответ. — Еще как. Но как насчет мисс Симпкинс?
— Насчет нее не волнуйтесь, она никогда не встанет, не проспав своих девяти часов.
Я не был всецело в этом убежден и знал, что долго оставаться не смогу. В дрожь бросало от одной мысли, что будет, если меня заметят выходящим среди ночи из ее каюты.
Я заметил, что все занавеси раздернуты, а перед окном установлена деревянная тренога. На ней была укреплена камера, большая квадратная штука с линзами и гармошкой, как у аккордеона. Вокруг на полу стояли деревянные ящики со всяческими бутылочками и коробочками.
— Это все ваше? — спросил я.
Она кивнула:
— Это вроде хобби. У меня неплохо получается.
— Что именно вы надеетесь сфотографировать? — Я почти знал ответ.
— Значит, вы никогда их не видели? — поинтересовалась она.
— Нет.
Она взяла с кофейного столика толстую книгу в кожаном переплете, перевязанную лентой.
— Это бортовой журнал дедушки, — сказала она. — Здесь все о том, что он видел. И он делал зарисовки.
Облака неслись по небу, сверкая в свете луны и звезд. Теплый аромат шоколада заполнял комнату. Океан нашептывал что-то через открытое окно.
— Кейт? — послышался сонный голос из-за двери. — Это вы?
Меня точно ударили. Мисс Симпкинс. Судя по звукам, она выбиралась из кровати.
Кейт всунула журнал мне в руки:
— Возьмите. Я знаю, что могу вам доверять. Прочитайте и принесите мне обратно, когда закончите.
В спальне мисс Симпкинс послышалось шарканье домашних тапочек по ковру. Спокойной ночи, — сказал я.
— Кейт? Вы там?
Я схватил поднос и на цыпочках шагнул к двери.
— Я положила закладку, где он впервые пишет о них, — шепнула Кейт.
— Спокойной ночи, — сказал я.
Кейт улыбнулась мне, закрывая дверь.
Я минутку постоял в пустынном холле, глядя на журнал. Он был на аэростате год назад, когда я забрался туда. Может, валялся среди прочих вещей на полу гондолы. Может, я даже видел его, когда склонялся над мистером Бенджамином Моллоем. Так странно было держать его теперь в руках, покоробившийся и разбухший от дождей и ветров. Я отнес поднос на кухню, пошел в каюту и принялся читать.
Глава пятая
БОРТОВОЙ ЖУРНАЛ «СТОЙКОСТИ»
Обложка журнала покоробилась и отсырела, и, чтобы листы не вываливались, его обвязали ленточкой для волос. У меня сосало под ложечкой от нетерпения, когда я забрался в свою койку и растянулся там. Баз до четырех будет сидеть в «вороньем гнезде». Я включил лампу, развязал ленту и осторожно раскрыл обложку. Все страницы были в пятнах, будто журнал насквозь промок под дождем, а потом сох под лучами солнца.
Каждая страница была исписана чернилами мелким четким почерком: дата, место, скорость ветра, высота, наблюдения. Сначала было небольшое предисловие, о том, как он, Бенджамин Моллой, собирался осуществить полное кругосветное путешествие, с запада на восток, вокруг Земли на воздушном шаре, наполненном горячим воздухом. Я быстро пролистал эти первые страницы, не оттого что это было неинтересно, а потому что видел закладку Кейт, и меня аж подташнивало — так хотелось скорее узнать, что там написано. Дедушка Кейт стартовал из Кейптауна, чтобы поймать восходящее течение, и быстро полетел над Индийским океаном на восток. Но над Австралией удача ему изменила, и его стало сносить с курса к северо-востоку.
В записях не было и следа паники. Дни его были наполнены поддержанием аэростата в должном порядке, разборкой припасов и снаряжения, наблюдениями за погодой и определением своего местоположения. Он описывал страны и места, над которыми пролетал. В некоторые дни в журнале были только координаты и сведения о погоде, в другие — он писал много о чем: птицы, меняющееся освещение, пейзажи, проплывающие внизу, существа, которых видел в океанских волнах. Его, похоже, интересовало все на свете.
Я взглянул на его координаты и понял, что он дрейфовал неподалеку от трассы полетов «Авроры» из Сиднея в Лайонсгейт-Сити. С каждым днем, пока он пытался поймать благоприятный ветер на разных высотах, его курс все больше отклонялся к востоку. Не в первый раз я испытал некое благоговейное преклонение перед ним. Я люблю летать, но отдаться всецело на милость ветров, без каких-либо других средств движения и управления — об этом даже подумать страшно. Явно дедушка Кейт был потверже меня духом.
Я совсем забыл о времени, так увлек меня этот отчет о путешествии, день за днем. Там было не слишком много информации, но даже из этого журнала можно было кое-что узнать об этом человеке. Ему нравилось наблюдать, как меняется погода; он ненавидел консервированные бобы, но ел их, потому что они питательные и занимают мало места; он обожал Шекспира; он любил свою внучку. Он часто упоминал ее в журнале. «Не забыть рассказать Кейт», например. Или: «Послать Кейт открытку, когда приземлюсь в Кейптауне».
Вздрогнув, я понял вдруг, что закладка Кейт — вот она, только страницу перевернуть.
Я отложил журнал, слез с койки, побрел по коридору в туалет и там плеснул себе в лицо холодной водой из умывальника. Не то чтобы я засыпал. Просто это как раз то, что нужно, когда проводишь без сна предрассветные часы, читая отчет о странном, обреченном на неудачу путешествии.
