— Я ничего решительно не имею против! — весело воскликнула мистрис О'Моллой, которая, как и все ее соотечественницы, питала особую страсть к путешествиям. — Я полагаю, что и майор не станет возражать против этого, — добавила она.
Всем было хорошо известно, что его возражений нечего было опасаться, и потому все стали с полной уверенностью строить планы и обсуждать предстоящее путешествие в Камбоджу. Все страхи и опасения недавнего времени бесследно изгладились под новым впечатлением задуманного путешествия. Особенно был восхищен этим планом господин Глоаген.
— Как знать, быть может, обстоятельства принуждают меня изменить свой план к полному моему благополучию. Я, конечно, не без некоторого сожаления отказался бы от своего намерения посетить Индокитай. Весьма возможно, что именно там мне будет дано восстановить беспрерывную цепь последовательности развития арийской цивилизации.
Все были в наилучшем расположении духа, когда вернулся майор со своим отпуском.
Завтрак прошел весело и оживленно, затем Поль-Луи и Чандос пошли справиться о судах, отправляющихся из Калькутты, и узнали, что почтовый пароход, отправляющийся в Шанхай с заходом в Сайгон, отходит именно сегодня в шесть часов пополудни. Взяты были немедленно каюты для всех, в том числе и для Кхаеджи, с которым молодежь не решалась расстаться. Мистрис О'Моллой распустила всех своих туземных слуг с небольшим вознаграждением. Майор простился со своими сослуживцами по полку, извиняясь, что вынужден оставить их таким неожиданным образом, так как его призывают в Европу важные дела, не терпящие отлагательства…
И затем все занялись укладкой своих чемоданов и сборами в дорогу.
Больше всего хлопот в этом отношении было, конечно, господину Глоагену, так как ему нужно было собрать и уложить в должном порядке все бумаги, записки и коллекции покойного полковника Робинзона, которые он собирался отправить прямым путем в Париж. Он никогда не сумел бы справиться со всем этим делом без энергичного и деятельного содействия верного Кхаеджи. К шести часам пополудни все маленькое общество собралось на палубе «Декана» с оружием и багажом, а в шесть часов пять минут пароход отошел от пристани.
Господин Глоаген и Поль-Луи, облокотясь на перила, меланхолически смотрели на исчезавшую вдали набережную Калькутты и берега Хугли.
— Вот, в самом деле, не особенно продолжительное пребывание в Индии! — со вздохом вымолвил он, — всего-то навсего тридцать шесть часов. Я сильно сомневаюсь, чтобы нашлось много таких путешественников, которые бы покинули Париж ради столь непродолжительного посещения столь далекой страны.
Обернувшись, он увидел подле себя Кхаеджи, который также, но с каким-то вызывающим видом, смотрел на исчезавшие вдали минареты и купола Калькутты.
— Ну, что, Кхаеджи, вы, вероятно, рады, что покинули эту страну, и что те, кто вам так дорог, также покинули ее?
— Да, конечно, я очень доволен, — ответил старый солдат, — потому что убежден, что отъезд этот был необходим, но…
— Но что? — поспешил осведомиться господин Глоаген, — скажите мне, что вас смущает?
— Но я буду только тогда совершенно спокоен, когда вы выбросите эту проклятую золотую пластинку в море!..
Господин Глоаген даже привскочил при этом слове, но не сказал ничего. Если бы Кхаеджи попросил его самого броситься в воду на глубине ста сажен, он не был бы более удивлен, чем этим предложением.
Как всем известно, Сайгон, — столица, или главный город, французской Кохинхины, самой южной и вместе с тем наиболее цветущей из всех французских колоний за пределами морей. Это процветание Кохинхины нельзя, по справедливости, всецело приписать колонизаторским способностям французов, хотя Франция повсюду оставляла свой след и в Канаде, и на островах Святого Маврикия, и в Египте, и даже на берегах Рейна. Но в Сайгоне почти все сделала сама природа.
Расположенный превосходно на реке Сайгон, почти так же, как Лондон на Темзе, на одном из богатейших морей земного шара, Сайгон неизбежно должен был стать одной из важнейших морских станций и меновым рынком для торговли английской Индии, Китая и Японии между Манилой и Явой. Его обширный, прекрасный и удобный рейд и его водное сообщение с обширной земледельческой страной, богатой строевым лесом, легкость и удобство обороны в военное время, — все это, взятое вместе, естественным образом должно было способствовать этому городу стать важным торговым портом и первоклассным стратегическим пунктом для страны.
Прорытие Суэцкого канала, установление больших пароходных линий и прокладка телеграфных кабелей между азиатскими портами и Европой, — все это представляло собой целый ряд благоприятных условий для внезапного, можно сказать, расцвета, примеры которого мы видим только в расцвете Мельбурна в Австралии и Сан-Франциско на Калифорнийском побережье Тихого океана.
Сайгон не только превосходнейшая морская станция, стратегический пункт и торговый порт, но еще, кроме того, столица богатейшей колонии, так сказать, азиатской Франции. Немало способствовало процветанию этой колонии и то странное обстоятельство, что туземное население этой страны было как бы издавна подготовлено стать французским. Их природный характер, пороки и достоинства, качества и недостатки имеют столько аналогии с характером и особенностями французского народа, что они издавна заслужили название французов дальнего востока. Это народ остроумный, живой, не попавший под влияние слепого фанатизма, свободный от всякого рода кастовых предрассудков и проявивший с первого раза полную готовность ассимилироваться с нравами и обычаями французов и даже с пылкой охотой принявший их язык, так что в настоящее время эта колония успела уже стать настолько же французской, как и старейшие из провинций Франции.
За последнее время Сайгон стал главным центром, в котором сосредоточиваются все военные силы Франции, разбросанные в китайских водах и в Тихом океане. Здесь пристают все французские суда, отправляющиеся из Тулона в дальнее плавание, так что, наряду с коммерческим движением судов, здесь постоянно существует самое оживленное движение военных судов, и военный кружок Сайгона всегда отличается большим оживлением и многочисленностью. Проезжих и заезжих гостей здесь также всегда очень много. Люди, разгуливавшие всего каких-нибудь четыре недели тому назад по бульварам Парижа, встречаются здесь с людьми, евшими неделю тому назад ласточкины гнезда в Гонконге; только что прибывшие из Новой Каледонии прощаются с отъезжающими в Японию.
Здесь говорят об Александрии, Тулоне, Ницце и Иокагаме, как о ближайших пунктах, с которыми расстались только вчера.
