— Что вы, пожалуйста, — махнул рукой биолог без всякой обиды. И он начал читать больничный листок, прикрепленный к кровати.
Два врача сделали больному инъекцию. Через несколько минут тот спокойно повернулся и затих.
Попов должен был спуститься вниз, в свой кабинет, и оставил профессора на попечение своего молодого помощника.
Васильев чувствовал себя неловко в присутствии незнакомого ему Симанского. Ему казалось, что кандидат наук сомневается в его знаниях. Сидя у окна, биолог внимательно, с легкой насмешкой следил за его работой, и это задевало Васильева. Без всякой необходимости, чтобы как-то скрыть неприязнь к гостю, он снова стал прощупывать пульс у больного.
— Вы здесь давно работаете? — спросил наконец Симанский. Его озабоченность судьбой профессора неожиданно быстро исчезла. Он встал со стула и начал ходить по палате.
— Шесть месяцев.
— Наверное, вас высоко ценят, если вам доверили жизнь такого, я бы сказал, драгоценного пациента, как профессор?
— Я ничего не делаю. Обыкновенное дежурство. Любая сестра справилась бы не хуже меня! — ответил врач.
— Вы, конечно, будете ассистировать при операции?
— Да.
— Вы одни?
— Нет, с двумя коллегами, которые сейчас внизу. Как только привезут цезий, немедленно начнем операцию.
— Другие ассистенты, разумеется, известные врачи? — снова спросил Симанский.
— Известные ли они, не знаю, но что они добросовестные и способные врачи — это несомненно! Доктор Горанов и доктор Калчев — отличные хирурги.
— Кажется, я их знаю, — неуверенно произнес Симанский и тотчас же прибавил: — Вообще я знаком со многими врачами. Ведь наши специальности довольно близки.
— А вы давно ассистентом у профессора? — в свою очередь спросил Васильев, хотя ему не хотелось продолжать разговор. Приходилось быть учтивым.
— Уже четыре года.
— Срок достаточный, чтобы сделать открытие! — шутливо заметил врач.
— Увы, открытия принадлежат профессору, а наш долг — работать для них, — ответил Симанский.
В этот момент дверь отворилась и показалась женщина с густыми русыми волосами и красивым белым лицом, на котором резко выделялись ярко накрашенные губы. В нежно-голубых глазах женщины застыло выражение какого-то подчеркнутого спокойствия и сосредоточенности, и это сковывало черты ее лица. Казалось, она в любой момент готова рассмеяться, но сдерживает себя и притворяется.
Улыбнувшись Васильеву, она кивнула головой и любезно спросила:
— Вы не видели доктора Горанова? Его разыскивают по телефону.
— Разве вы не знаете, что он внизу? — удивился Васильев, но его лицо просветлело, засияло, и ему очень захотелось сказать ей еще что-нибудь. Но женщина снова кивнула и вышла.
Симанский равнодушно взглянул на нее и, когда она закрыла за собой дверь, спросил:
— Кто это?
— Медсестра Антонова, — ответил Васильев. — Вы не знакомы с нею?
— Нет, — отрезал биолог. — Не люблю женщин! Для меня это люди второго сорта.
— Интересно! — засмеялся Васильев.
— Что здесь интересного?
— Как что? Вы биолог, а поддерживаете такую теорию!
Симанский махнул рукой, как бы говоря, что эта тема не заслуживает внимания. Они замолчали. Через некоторое время биолог подошел к кровати профессора, поглядел на него и, тяжело вздохнув, сказал:
— Понимаете, никто из близких профессора не верит, что его можно спасти. И консилиумы пришли к такому же заключению…
— Не знаю, — ответил Васильев. — Все выяснится только после операции. Нет безнадежных случаев — все в руках человеческих.
— Величайший ученый страны!.. Да вы, вероятно, и не знаете, как его ценят за границей, — со скорбной улыбкой сказал Симанский. — Этот умирающий человек дал миру больше, чем тысячи таких, как я и вы! Учение о микропроцессах, теория об устойчивости организмов, учение об ускорении процессов размножения, новые открытия в генетике… Венцом его» работы, которую он не успел завершить, являются методы стимуляции заживления ран. — Симанский говорил печально и несколько снисходительно.
— Вы говорите, как на похоронах, — заметил врач.
— В сущности, их не избежать…
— Все решит прибытие цезия, — возразил Васильев, уверенный, что только от этого зависит эффективность операции и жизнь профессора.
— А если не прибудет? — спросил биолог. — В такую ненастную погоду вряд ли кто-нибудь решится лететь из Советского Союза в Болгарию. Только чудом цезий можно получить вовремя.
— А я верю, что мы его получим. Непременно получим! Его послали со специальным самолетом.
— Погода одинакова для всех самолетов, — с едва заметной иронией ответил Симанский и восторженно добавил: — Впрочем, советские летчики великолепны!
Васильев внимательно посмотрел на него. Вдруг приглушенно зазвонил телефон.
— Доктор Васильев, — послышался голос Попова, — получено сообщение, что через сорок минут привезут цезий. Поезжайте за ним на аэродром. Вас заменит доктор Калчев. Возьмите кого-нибудь с собой. Ваши документы готовы.
Васильев повернулся к Симанскому.
— Самолет прибывает! — торжествующе объявил он.
— Наконец-то! — воскликнул ассистент с внезапной радостью. — Теперь появилась надежда. Никто не поверит, что в такую погоду можно летать. Летчик просто герой!
— А я поеду за цезием, — сказал Васильев и взглянул на часы. Ему нужно было дождаться доктора Калчева.
— Возьмите кого-нибудь с собой, не ездите одни. Кто знает, что может случиться, — с беспокойством предложил Симанский. — Если хотите, я поеду с вами. Это вопрос жизни, да еще какой жизни!
Васильев насмешливо улыбнулся.
— Видно, вы начитались приключенческих и детективных историй! Я не вижу ничего опасного в поездке на аэродром. Мы живем…
— …В такое время, когда враг интересуется всем! — добавил Симанский, и его очки блеснули.
— У вас богатая фантазия! Ну что же, попросите доктора Попова. Если он разрешит, пожалуйста, охраняйте меня.
Симанский вышел, чуть не столкнувшись в дверях с маленьким, подвижным доктором Калчевым.
— Беги, Васильев, беги, — заторопил Калчев своего молодого коллегу. — Каждая минута дорога!
Больной по-прежнему был без сознания.
Васильев получил бумаги и вышел на улицу. Там его ожидала уже заведенная санитарная машина. Рядом с шофером сидел Симанский.
— Надо спешить! — нетерпеливо воскликнул он.
И «скорая помощь» помчалась по улицам.
2
Шел проливной дождь. Шоссе было погружено в непроглядную темень. Только блеск молний время от времени озарял разбросанные по сторонам шоссе одинокие дома. Даже на поворотах машина мчалась с такой скоростью, что Симанский закричал шоферу:
