Слухи будоражили толпу. Тем не менее ничего не произошло. Надгробный камень остался лежать на прежнем месте. Мертвец не вышел из могилы. Земля продолжала вертеться по законам, установленным от сотворения мира.
Сын Отто Шторица присутствовал на торжественной церемонии.
Значит, его действительно не было в Рагзе. И я надеялся, что он не вернется.
Я поторопился сообщить эту новость Марку и Харалану.
Однако губернатор, несмотря на то, что шум от минувших событий заметно поутих, не переставал интересоваться этим делом. Хотя взбудоражившие город чудеса, не имея сколь-нибудь убедительного объяснения, и могли быть проделками ловкого фокусника, но они внесли смятение в умы горожан, и следовало бы пресечь попытки их повторения.
Живая и непосредственная реакция его превосходительства на известие, полученное от начальника полиции, неудивительна. Он прекрасно относился к семейству Родерихов, и его, конечно, возмутили угрозы и действия Вильгельма Шторица в отношении почтенной фамилии.
Губернатор решил строго наказать чужака. Ведь ко всему прочему имела место и кража, то ли совершенная самим Шторицем, то ли с участием еще одного злоумышленника. Немца следовало арестовать! Место негодяя — в тюремных стенах!
Тридцатого мая состоялась следующая беседа его превосходительства с месье Штепарком:
— Так вы не узнали ничего нового, что могло пролить свет на эту темную историю?
— Ничего, господин губернатор!
— Есть основания полагать, что Вильгельм Шториц намерен вернуться в Рагз?
— Никаких, ваше превосходительство.
— Ведется ли наблюдение за домом Шторица?
— Днем и ночью.
— Я счел необходимым написать в Будапешт по поводу этого дела, — продолжал губернатор, — поскольку оно получило резонанс[142], быть может, более значительный, чем того заслуживает, и мне предложили принять меры, чтобы положить этому конец.
— Поскольку появление Шторица в Рагзе не предполагается, — отвечал начальник полиции, — то нечего опасаться его, тем более из достоверного источника известно, что двадцать пятого мая он находился в Шпремберге.
— Хорошо, месье Штепарк, но он может попытаться снова приехать в наш город. И такую попытку следует предотвратить.
— Это несложно, господин губернатор![143] Достаточно постановления о его высылке как нежелательного иностранца…
— Постановления, — прервал губернатор, — которое запретит ему пребывание не только в Рагзе, но и во всей Австро-Венгрии…
— Как только оно будет у меня на руках, господин губернатор, я немедленно ознакомлю с ним все наши пограничные посты.
Постановление тут же было написано. Въезд на территорию королевства Вильгельму Шторицу был запрещен.
Эти меры успокоили всех нас. Но тайна этого дела осталась непроницаемой, из-за этого немыслимо трудно было вообразить все сложности, которые оно в себе заключало.
Приближался день свадьбы. Я констатировал с живым удовольствием, что Мира, при всей своей впечатлительности, будто забыла о происшествии, наделавшем столько переполоху. Правда, имя Вильгельма Шторица при ней не поминали ни разу.
Она избрала меня своим поверенным. Строила в моем присутствии планы на будущее. Хочет ли она с Марком жить во Франции? Конечно же! Но, наверное, не сразу после свадьбы. Слишком большим горем станет для нее разлука с родными.
— Но никакого сомнения нет, — щебетала она, — что мы съездим в Париж на несколько недель уже сейчас. Это будет наше свадебное путешествие. Не откажетесь ли вы, месье Анри, нас сопровождать?
— Конечно, не откажусь! Только при условии, что не помешаю вам.
— Да что вы! Боюсь, что молодожены — самое скучное общество в дороге! Не так ли?
— Постараюсь выдержать! — шутливо парировал я.
Доктор одобрял идею поездки. Расстаться с Рагзом на месяц-другой полезно со всех точек зрения. А там, глядишь, все утрясется. Мадам Родерих, конечно, расстроится из-за разлуки с дочерью, но ей хватит здравого смысла смириться с необходимостью.
Марк тоже, проводя подле невесты долгие часы, забывал о происшедшем, вернее, старался забыть. Но, оказываясь наедине со мной, высказывал дурные предчувствия. Я напрасно старался развеять его страхи.
Он неизменно интересовался:
— Ты не слыхал ничего нового, Анри?
— Ничего, милый Марк, — с той же неизменностью отвечал я. И это была сущая правда.
— Пожалуйста, не скрывай от меня ничего… Я очень на тебя рассержусь!
— Будь спокоен, братец! Я не собираюсь ничего от тебя утаивать. Уверяю, в городе все нормально. Одни работают, другие развлекаются, рыночные цены удерживаются на высоком уровне…
— Ты шутишь, Анри!..
— Чтобы доказать тебе, что более не испытываю никаких опасений…
— И все же, — нахмурился Марк, — если этот человек…
— Полно, — перебил я брата, — он не настолько глуп! Ему прекрасно известно, что, как только он ступит на австро-венгерскую землю, будет тотчас арестован! В Германии столько ярмарок, где он с успехом может проявить таланты балаганного фокусника…
— Но то средство, о котором он говорил?…
— Чепуха! Сказочка для детей!
— Ты ему не веришь?
— Так же, как и ты! В общем, дорогой Марк, займись-ка лучше подсчетом часов и минут, которые отделяют тебя от великого дня… Не заводить же снова ту песню, которая уже закончилась…
— Ах, Анри!.. — печально воскликнул Марк.
— Ты ведешь себя неразумно! У Миры больше здравого смысла, чем у тебя…
— Это потому, что она не знает того, что знаю я!
— Да что ты знаешь? — не на шутку сердился я. — Черт побери! Этого субъекта нет в Рагзе, и он не посмеет сюда вернуться. Никогда! Заруби себе на носу! Успокойся, наконец!
— Анри, у меня нехорошее предчувствие… Мне кажется…
— Бедный Марк! Ну что ты, в самом деле! Возьми себя в руки! Пойди к Мире, она заставит тебя веселее смотреть на жизнь!
— Да, ты, пожалуй, прав. Я не должен расставаться с ней ни на миг!
На брата тяжко было смотреть. Тяжко слушать. Его страхи росли по мере приближения заветного дня. Да и сам я с ожившей тревогой ждал дня свадьбы.
Если на Марка могла благотворно влиять невеста, то что делать с Хараланом, я просто не знал. С огромным трудом мне удалось отговорить его от поездки в Шпремберг, где, по непроверенным сведениям, находился Вильгельм Шториц. Это в каких-нибудь двухстах лье от Рагза. В четырех днях пути. Все-таки благодаря моим доводам и вмешательству доктора мы удержали Харалана от бессмысленной поездки.
