– Человек давно мечтает так летать, – сказал Бартон, настроившись на лирический лад.
– А на самом деле человек намерен в мгновение ока превратить этот рай в ад. – Краун показал на так и манящий к себе остров. Высокие, покачивающиеся на ветру пальмы, белый песок, заливаемые пенящейся водой коралловые рифы, золотисто-красное солнце, окутанное пушистыми облаками. – Чем вам не угодил этот прекрасный остров, Джек?
– Мне? Меня он очень даже устраивает. Я тоже предпочел бы, подобно вам и всем остальным, широко раскинуть руки и воскликнуть: «Боже, благодарю тебя за то, что ты создал это!» Но нам, к сожалению, этого не позволяют сделать.
– Кто именно?
– Политики. Для них Уэйк – не сказочный остров, а стратегически важный пункт в океане.
– У меня идея, – с задумчивым видом сказал Краун, усаживаясь рядом с Бартоном. – Мы пригласим всех политиков совершить морское путешествие, покажем им этот рай, а затем проделаем в корабле дыру и утопим их в том месте, где больше всего акул.
– Отличная идея, адмирал. Но что толку? На их место придут другие. Это как с той мифической гидрой: стоит прикончить одного политика, как тут же двое новых объявятся. Самое надежное – это утопить все человечество.
– Когда я узнаю, что ожидает Уэйк? – с горечью спросил Краун.
– Это зависит от хода строительства. Думаю, что мы все гораздо больше узнаем, как только будут готовы первые ангары для под-водных лодок. Их соберут из отдельных элементов, а затем доставят на якорные стоянки.
– Как, простите? – Краун уставился на Бартона с таким видом, будто тот рыгнул ему прямо в лицо. – Что я слышу?
– Это только начало. – Бартон несколько раз медленно наклонил голову. – Это все, что я могу вам сказать. Уэйк станет базой снабжения подводных ангаров. В Пентагоне в ходу такое выражение: Тихий океан принадлежит американцам, а не русским. – Бар-тон пожал плечами и с грустью в голосе сказал: – Политиков, сэр, утопить невозможно. К сожалению.
Гонимый любопытством, Николай Семенович Прасолов покинул Камчатку и отправился на Курилы. Он прилетел в Курильск, в приливе дружеских чувств обнял своего старого товарища, адмирала Макаренкова и, прищурившись, оглядел все вокруг.
– Такое же жуткое небо! Сизое и мокрое! Как у тебя дела, Василий Борисович?
Адмирал Макаренков, понятия не имевший, что побудило адмирала Прасолова приехать на Курилы, быстро повел приятеля к ожидавшей их машине и кряхтя уселся в салоне рядом с ним.
– Если бы японцы не устраивали постоянно демонстрации и нам не приходилось гнать их рыбацкие суда из наших вод, мы бы тут померли от скуки, – сказал он, – а так мы демонстрируем силу и стараемся, чтобы каждый там знал, как мы тут усиливаем гарнизон.
– А чем занят Яковлев?
– Играет, – лаконично ответил Макаренков.
– Что он делает? Иван Викторович играет? – ничего не понимая, воскликнул Прасолов. – Чем?
– Десятью малыми подводными лодками. – Макаренков сложил руки на явно уже обозначившемся круглом животике. Из всех удовольствий, которые могли ему предоставить Курилы, самыми приятными были обильная еда и питье. И единственное, что вызывало у него досаду, это жалобы его супруги Софьи Николаевны, которая уже целый год оплакивала свою судьбу, утверждая, что при таком климате покрывается плесенью, как хлеб под дождем. – Свой корабль радиоэлектронной разведки «Приморье» он поставил на якорь километрах в восьми от берега и, как ребенок, радуется, если ему удается незаметно и неслышно поставить у берега своих подводных клопов. Командир корабля уже просто вне себя. Самые чуткие звуко– и гидролокаторы хочет он обмануть. И зачастую ему это удается. Тогда он передает с земли: «Замените себе слуховую косточку, товарищ!»
– Все его ненавидят и готовы в лицо плюнуть.
– Людей вполне можно понять! – Прасолов выглянул в окно. Они уже въехали в город Курильск, после вступления в него в 1945 году советских войск постепенно превратившийся в типичный безликий город с домами-коробками. Город, созданный на чертежной доске. От древних японских строений почти ничего не осталось, лишь несколько домиков и храм с великолепными, глазурованными, крытыми голубой или зеленой черепицей крышами. – И все же у этих тренировок должен быть какой-то смысл.
– Яковлев получает указания прямо из Москвы через Владивосток. До меня они не доходят… – В голосе адмирала Макаренкова явственно звучала обида, и он имел все основания возмущаться: у побережья Итурупа проходят учения какой-то флотилии, а он, командир Курильской военно-морской базы, ничего не знает, не ведает и чувствует себя так, будто у него брюки соскочили. – А как у тебя дела, Николай Семенович?
– Официально Яковлев подчиняется мне. Вся операция проводится под моим руководством.
– Ага! Ну шепни мне на ушко, друг дорогой!
– Да у меня самого крайне скудная информация. Слышал про атолл Уэйк?
– Там у американцев небольшие военно-морская и военно-воздушная базы, особой роли они не играют. Скорее, это одна из баз снабжения Тихоокеанского флота США.
– Да они там сейчас вовсю строят, как муравьи трудятся! Что-то на этом атолле они затевают. Туда прибыл новый командир, один из лучших их офицеров. – Прасолов продолжал сидеть в салоне автомобиля, хотя машина уже остановилась у штаба Курильской военно-морской базы. Макаренков тоже явно не собирался выходить. – Вот и все, что я знаю. А дальше позволю себе пофантазировать. В один прекрасный день Яковлев со своей флотилией отправится туда. Поэтому у него плавучая база, поэтому у него «Приморье». А своими клопами, как ты называешь его сверхмалые подводные лодки, он окружит Уэйк… Я долго выяснял это, пока не встретил в Москве нашего старого друга Зверева. Он теперь в Главном штабе, в оперативном управлении. Ну, Зверев – хороший мужик, он мне подсказал кое-что, и то только по старой дружбе: «Яковлев – это совершенно особый случай. И принимай его таким, какой он есть. Он с самого верха указания получает». По-моему, достаточно, Василий Борисович!
Макаренков кивнул. «Атолл Уэйк, – подумал он, – затерянный в океане, крошечный островок, песчинка, из-за которой тем не менее под угрозой может оказаться вся планета. До чего же мир хрупок!»
Беседа между дельфином Джоном и специалистом по психологии животных доктором Финли, похоже, ничего не дала, ибо Джон на следующий день по-прежнему упорно отказывался принимать пищу и выполнять команды. Он плавал в бассейне один, даже когда три его последних верных соратника перестали понимать, с какой стати они должны лишать себя веселых игр в море, и присоединились к роте. Джон все еще никак не реагировал ни на призывы, ни на рыбу. Даже Хелен он с презрением проигнорировал. Было до слез больно смотреть, как он одиноко кружил в середине бассейна.
