А здесь люди вспоминают прошлое. И боятся думать о завтрашнем дне… Каким он будет?
Махмудбек смотрел на старого таджика. Он даже не знал его имени. Где-то видел это темное, хмурое лицо. Или на чьих-то похоронах, или здесь, в чайхане. Старик только раз метнул недовольный взгляд в сторону Махмудбека. Потом повернулся боком.
Во всех своих бедах старик, наверное, винит руководителей эмиграции, тех, кто затащил его на чужбину и бросил на произвол судьбы. Он отщипнул кусочек лепешки и стал медленно жевать. Редкая бородка нервно вздрагивала.
И этого, уже совсем нищего человека хотят втянуть в новую беду, лишить свободы и даже этих, теперь самых счастливых, минут… А может, лишить и жизни.
Мужчина лет сорока пяти, не обращая ни на кого внимания, громко чавкал. Он принес кусок холодной баранины. И на виду всей чайханы наслаждался богатой едой. Вот этот человек пойдет на все. Он умеет держать нож в руках. И баранина ему нужна каждый день. Ему пообещают мясо и власть. Тогда он иначе сожмет нож. Удары будут точными и сильными.
Хозяин в третий раз поднес чайник.
Когда сменились посетители, чайханщик, задержавшись, сказал Махмудбеку:
— О вас спрашивали.
— Кто? — спокойно поинтересовался Махмудбек. — Кому я еще нужен?
— Чужой… Говорил на фарси.
— Он часто сюда заходит? — спросил Махмудбек.
— Да… Почти, через день. Уже месяц.
— Он приходит один?
— В это же время появляются, — он пожал плечами, — или мне кажется, братья Асимовы… Вы их должны знать.
— Вместе заходят?
— Нет… То один, то другой.
Махмудбек не знал Асимовых. Но решил сейчас не расспрашивать чайханщика об этих людях. Ясно, что они следят за чужим гостем.
— А та штука…, — заговорщически подмигнув в сторону каморки, прошептал чайханщик, — там лежит. Хорошо спрятана…
Только сейчас Махмудбек вспомнил о пистолете.
— Пусть лежит… — сказал он.
На другой день Шамсутдин пришел с полной информацией о братьях Асимовых.
— Шукур старше на два года. Смелый человек, бывал в драках, шрам на правом плече. Ранили ножом. Говорят, на его совести две жизни.
— А другой?
— Зовут Анваром. Тот страшнее.
— Почему?
— Неизвестно, что может выкинуть. Говорят, улыбался, а сам вдруг за горло схватил человека. Потом отпустил, махнул рукой и ушел.
— Сумасшедший, что ли?
— Есть немножко. Так говорят.
— Странная пара… — хмыкнул Махмудбек.
— Нам только их не хватало… — вздохнул Шамсутдин.
Он виновато посмотрел на Махмудбека и стал ожидать главного вопроса. Махмудбек молчал.
— Хозяин, — не выдержал Шамсутдин, — я пока не узнал, чьи это были люди.
— Надо узнать, Шамсутдин. И как можно быстрее. А в чайхане нам делать больше нечего…
Чужие люди — приезжие купцы, паломники, просто бродяги — были в «Ферганской чайхане». Таким гостям никто не удивлялся. Ну посмотрят на нового человека, позавидуют хорошей одежде или, сожалея, вздохнут при виде лохмотьев. Одинаковы эти лохмотья — и свои и чужие. Стоит ли приставать к человеку, узнавать, какая нелегкая судьба носит его по чужим дорогам?
А богатый гость вообще с каждым встречным не будет говорить. Если, конечно, самому не захочется рассказать о жизни, ценах, делах, судьбах. Есть такие… Любят, чтоб их слушали.
Этот чужестранец был молчалив. Он равнодушно пил чай и как-то неохотно задавал редкие вопросы чайханщику. Посетители чайханы уже обсудили и его костюм, и повадки, а затем потеряли всякий интерес к незнакомцу.
Сам чужеземец делал вид, что не замечает особого внимания к себе двух парней. Это преследование его не пугало. Он по-прежнему заходил в чайхану в самое необычное время, Иногда не бывал по два-три дня. И кто-нибудь из братьев Асимовых, покрутившись, уходил по другим делам.
На этот раз чужеземец выпил чай, посидел, закрыв глаза, будто дремал. Потом лениво встал и двинулся к выходу. Рядом с медным подносом остался небольшой сверток. Никто из посетителей не обратил на это внимания. Есть же хозяин… А может, свертка просто никто не заметил. В пасмурные дни в чайхане темновато, лампу зажигают только вечером.
Минуты через три-четыре поднялся Анвар Асимов. Оставив деньги за чай, он взглянул на чужой сверток и зашагал к дверям.
Чужеземец вспомнил о свертке только на улице, остановился, зачем-то пошарил в карманах и вернулся в чайхану.
Анвар не решился идти за ним: заметит. Он двинулся дальше, задерживаясь у торговцев, слишком внимательно разглядывая скудные горки сушеных фруктов.
А в это время хозяин, убирая поднос и пустой чайник, заметил сверток.
— Ох… — покачал головой чайханщик. — Вечно торопятся люди…
Чужеземец вернулся. Хозяин в это время уже мыл посуду. Он стряхнул мокрые руки и показал на каморку.
— Там… Возьмите вашу вещь.
Чужеземец толкнул дверцу, зашел. Дверца за ним захлопнулась.
— У нас очень мало времени… — сказал Махмудбек.
— Да… Поэтому мне нужно узнать только ваше мнение.
— Что должны сделать туркестанские эмигранты? — спросил Махмудбек.
— Принять участие в восстании, когда мы его поднимем.
Махмудбек не обратил внимания на слово «восстание».
— Оно начнется…
— Во время празднования Навруза.
— Остался месяц.
— Мы и так давно ждали, — напомнил чужеземец и сразу вернулся к делу. — Во главе туркестанцев мы решили поста вить уважаемого эмигранта Самата.
— На роль вождя? — усмехнулся Махмудбек.
— Пока… — откровенно ответил чужеземец.
Он не договорил, задумался.
— Мы надеемся только на вас, — вновь подчеркнул чужеземец. — Будем иметь дело только с вами. Мы должны быть в курсе событий. Вот для начала. — Чужеземец вытащил аз свертка пачку денег.
— До встречи… Назначьте место.
— Чайханщик скажет.
Чужеземец вышел, на ходу приводя в порядок сверток.
Посетителям чайханы не понравилось, что этот человек так тщательно проверял свой сверток… Не было случая, чтобы в этой чайхане пропала какая-нибудь вещь.
Шамсутдин принес новость рано утром. По его сияющему лицу Махмудбек понял, что Шамсутдин собирается его чем-то удивить.
— Братья Асимовы?
Шамсутдин огорченно вздохнул:
— Пока нет…
Махмудбек равнодушно зевнул, давая понять, что его больше ничто не интересует. Тогда Шамсутдин заторопился:
— Оттуда же. Из той страны, из того же города прибыл Карим Мухамед Салим. Прибыл с караваном, с людьми крупного бухарского купца. Отец успел увезти за границу и ценности и вещи.
