Поиск продолжается. Но он примет теперь другие формы, не столь явные. Как только лазутчики сочтут себя в безопасности, они вылезут наружу, толкнутся к Арсену, к другим… Конечно, в принятом решении есть доля риска. Но возможна ли борьба без риска? И не требует ли она подчас и подвигов совести, мужества в доверии?
Так думал Нащокин, шагая по проспекту, мимо слепящих витрин, в веселой толпе гуляющих. Над подъездом кинотеатра загоралась и гасла узорчатая вязь грузинских букв, красные, синие, зеленые отсветы падали на асфальт.
Три дня спустя Ахметели разрушил и вторую легенду арестованного. Лазутчик заявил, что вместе с ним границу перешли Иса Мурадов и Рифат Эрдоган. Сделав это признание, он, жалобно вопя, стал просить прощения у аллаха, которому поклялся не открывать правду неверным.
Каковы цели заброски? Лазутчик только мотал головой. Он не знает, ему, слабоумному, не сказали. А может быть, и говорили, да он забыл. Память никуда не годится, напрасно лечил свою память у муллы и дал ему сто лир и баранью ногу. Главным шел Рифат Эрдоган. А его, Хасана, взяли в качестве проводника и носильщика.
Ахметели видел — до полного признания еще далеко. Выдает товарищей, но свое лицо еще прячет. Откуда он родом? Точно ли из Узундага? Прежние обитатели Узундага рассеялись, отыскать их будет нелегко…
В тот же день, рано утром, объявился второй нарушитель. Голодный, обросший, продрогший в пещере, где он провел несколько ночей, он пришел на кочевку к Арсену Давиташвили, и чабан принял его, как гостя. И отрядил племянника Гиви на заставу.
Подросток заикался от волнения, сообщая Сивцову новость. Странный человек сидит у дяди! Приехал из Средней Азии, но похоже, не в поезде, а в фургоне с мусором, до того он грязный, этот Мурадов.
— Дядя знает его. Давно знает. А все-таки, говорит, документы проверить надо…
Сивцова уже предупредили. Не спугнуть — таков был смысл инструкций, полученных им.
— Хорошо, — сказал капитан. — Проверим.
Он передал новость в отряд, потом вызвал дежурного по заставе.
— Где Тверских?
— У вольеров. С собакой своей нянчится, товарищ капитан. Как с ребенком.
Игорь недолго был в разлуке с Гайкой. Сразу же после поиска в камышах он помчался в комендатуру, к фельдшеру, который оказал ей первую помощь. Оттуда отвез Гайку в Сакуртало, в ветлазарет отряда. Пока длилось лечение, Игорь приходил в казарму только спать. Он кормил Гайку; в сумке его не переводились лакомства — сахар, кусочки мяса. Часами он чистил Гайку — сперва волосяной щеткой, а потом суконкой, до блеска. «Жаль, шерсть у нее короткая, — шутил ветеринар, — а то бы вы и завивку ей сделали». В перевязочную Игорь вносил Гайку на руках, ставил на стол, приказывал «стоять!» Собака покорно подавала лапу врачу, терпеливо выдерживала боль, кося глазами на Игоря.
Раненая Гайка была укором для Игоря. Другой, более опытный пограничник действовал бы иначе. Задержал бы нарушителей, сберег бы собаку. Вспоминались и злополучные, забытые ракеты…
Никто не винил его. О ракетах никто и словом не обмолвился. Операция, говорят, протекает нормально, лазутчики не ушли, один уже под замком, другой замечен и за ним следят, чтобы выловить третьего. Нащокин, сам Нащокин сказал, что Игорь вел себя храбро и что он поедет в отпуск на родину, как только кончится поиск. Игорь больше удивился, чем обрадовался. Чем он заслужил? Ведь задержал-то не он!
Нащокин упомянул Никифора Тверских — отца. Это уж вовсе ни к чему! С подвигом отца тут и сравнивать нечего. Не так, не так все вышло, как хотелось.
Хорошо, хоть Гайка поправляется. Рана уже зарубцевалась. Дежурный, посланный Сивцовым, застал Игоря у вольеров — он вывел Гайку гулять.
— Ковыляешь, Гайка? Трехногая ты животина, вот кто! Эх, кому мы нужны с тобой, на трех ногах!
— Ошибку допускаешь, Тверских, — сказал дежурный, записной остряк Фоменко. — Собака есть собака. Длинное млекопитающее, на одном конце хвост, на другом — нос. Зубрил, чай! Не человек же она, телячья башка!
— Отстань!
— К капитану давай!
— Слыхала, Гайка? Капитан зовет. Ты подожди, я скоро. Да скоро же, глупая! Куда я от тебя денусь!
Сивцов смерил Игоря взглядом.
— Садитесь. Есть серьезное дело.
Тон у Сивцова был суровый, даже чуточку более суровый, чем прежде. Он испытывал неловкость перед Игорем и не хотел выказывать ее.
— Товарищ капитан…
— Ну!
— Гайка еще не может.
— Заладили вы… Собака в данном случае как раз ни к чему. Пойдете без собаки.
— Слушаю, товарищ капитан.
Игорь не видел того, что творилось в душе у Сивцова, но чутьем уловил добрую перемену в нем и ничем не выказывал этого. Так оба, словно по уговору, держались с прежней официальной суровостью.
— На кочевку пойдете. Там гость. Проверите документы у всех. Задача ваша…
Сивцов мог бы поручить это старшине Кондратовичу. И мало ли еще кому. Пожалуй, раньше ему и в голову не пришло бы послать Тверских. Да, к нему он бывал несправедлив. Именно поэтому сегодня пойдет Тверских.
Щеки Игоря горят от радости. Как хорошо! Он снова в поиск. Пусть без Гайки…
— Товарищ капитан, — слышит Сивцов. — Разрешите Баева взять.
«Нужно ли? — думает Сивцов, — Что же, Баев так и будет все с ним ходить? К тому же он недавно вернулся из наряда».
Первое побуждение капитана — отказать. Но он встречает умоляющий взгляд солдата, и решимость его улетучивается.
Сивцову сорок лет. Дети его — сын и дочь — живут далеко, пишут редко. Отцовская нежность заглохла в нем в последние годы. В дни поиска, казалось бы, совсем не место подобному чувству, а оно пробудилось. Удивительный поиск! Он перевернул всю жизнь Сивцова.
— Так и быть, — говорит капитан. — Идите с Баевым.
Игорь, сияющий, влетел в казарму. Он немедля выложил бы напарнику все, но тот сладко спал, уткнувшись в подушку. И всплыли сомнения. Баев еще новичок, зелен, рановато ему все знать. Задача — не спугнуть врага. Вдруг Баев сглупит!
— Мы с тобой патруль, — сообщил он Баеву минуту спустя. — По дороге пойдем, ну… и на кочевку.
— Случилось что?
— Да нет. Для порядка просто…
Баев шмыгнул носом, внимательно поглядел на Тверских и соскочил с койки.
Собрались, вошли к Сивцову. Игорь доложил — наряд к несению службы готов. Капитан оглядел их. Смышленые глаза у Баева! Раньше он видел Баева и всех как бы сквозь серую пелену.
— Задача ясна? — спросил он.
— Так точно, — отчеканил Игорь.
«А посвятил ли он Баева? — спросил себя Сивцов. — Старший наряда, а воспитатель еще неважный».
— И вам ясно? — обратился он к Баеву.
— Соображаю, — отозвался Баев, — никогда мы чабанов не проверяли, — значит, нарушитель там.
