Если бы не сознание опасности, грозившей, видимо, мосье Эмилю, Жанна была бы счастлива: он посещал ее теперь чуть не каждый день. Он поручил ей перепечатать свой ученый труд, в котором она, признаться, ничего не поняла, и тщательно сверил у нее на дому оригинал с копией. Впрочем, мосье Эмиль очень огорчил ее, заставив принять за проделанную работу деньги. А вот сегодня он явился опять, достал из-под пола пакет с документом и что-то вписал в него. Правда, он тотчас же после того ушел. Жанна видела в окно, как мосье Эмиль, подойдя к воротам, осторожно оглядел улицу, почти всегда пустынную, и только тогда шагнул на тротуар.
Бедный мосье Эмиль, сколько у него завистников и врагов!..
Да, сегодня Брокар действительно сделал в своем заветном документе новую запись:
«Три дня назад я передал Стампу копию рукописи Анри Картье. Вчера заходил к нему в условленный час, но не застал дома, или же он не пожелал принять меня. Сегодня — то же самое. Возможно, он ведет переговоры с теми, что н а в е р х у. Завтра пойду опять…»
Брокар был не на шутку встревожен и провел бессонную ночь. Уж не обошел ли его этот мошенник Стамп? Заполучил рукопись и решил действовать один? Но ведь ему известно о существовании заветного документа, понимает же он, что голыми руками Брокара не возьмешь: ему нечего станет терять, и он подымет шум на всю страну, на весь мир! Но, быть может, Стамп решил не сегодня-завтра «убрать его», Брокара? Что ж, и в этом случае ему не поздоровится: Брокар заговорит из-за гроба красноречивыми устами знаменитого депутата оппозиции!..
Как знать, однако, что за человек этот Стамп? Вдруг он по жадности или по легкомыслию все же решится на эту безумную авантюру, не думая о последствиях? Чего не бывает на свете…
Брокар забылся сном только к утру, но выспаться ему не пришлось: в десять часов его разбудил дверной звонок.
— Кто там? — спросил Брокар, не открывая двери.
— Это я, Антуан, мосье Брокар. Хозяин просил вас быть у него сегодня ровно к двенадцати часам по неотложному делу.
— Благодарю вас, Антуан, — с напускным спокойствием сказал Брокар, уже приготовившийся «дорого продать свою жизнь». — Обождите минутку, мой друг!
Он достал из бумажника пять франков, приоткрыл дверь и протянул их Антуану…
Ровно в полдень Брокар подошел к подъезду дома, где жил Стамп, и увидел столь памятный ему золотисто-лимонный «понтиак», а за рулем своего знакомца Жака Шолана, шофера. Бог мой, как же давно все это было, словно несколько лет прошло с того далекого дня, как он гонялся по улице за золотым пятном «понтиака»! Шолан не признал Брокара, а Брокар не счел нужным возобновлять знакомство. Поднявшись к Стампу, он застал его уже одетым для выезда. Стамп был очень серьезен, благообразен и даже торжествен.
— Пошли, Брокар! Ровно в половине первого мы должны быть на месте. Нас ждут…
В пути они не обменялись ни словом: то ли Стамп опасался ушей своего шофера, то ли не хотел о чем-либо предварять Брокара. А Брокар от волнения был как в ознобе, он с трудом удерживал дрожь. Нет сомнения, что Стамп везет его к н и м! Только бы не оплошать, только бы правильно повести себя в этот решающий час! «Главное, это спокойствие, — убеждал себя Брокар. — Что бы там ни было, а тебя всегда защитит документ, о его существовании Стамп, конечно, предупредил и х…»
Вот машина выехала за пределы города, похоже, они направляются в Буживаль. А вдруг это ловушка, и он, Брокар, переживает сейчас последние минуты своей жизни? Почему Стамп молчит — уж не боится ли он выдать себя? Брокар косит взглядом на Стампа, но тот, будто нарочно, отвернулся от него. Ну, конечно же, нарочно…
И вдруг на Брокара что-то находит, он с судорожной силой ухватывает Стампа за плечо и кричит ему в самое ухо истошным, визгливым голосом:
— Говори! Сейчас же говори, куда ты меня везешь!..
Стамп грубо отрывает его руку от своего плеча и с презрительным удивлением, сквозь зубы, цедит:
— Ты что, взбесился, что ли, дурак? — Он кивает на сидящего впереди шофера. — Сейчас же заткнись!
Тут только Брокар приходит в себя.
— Фу ты! — говорит он уже спокойно. — Прости, ради бога! Задремал, и приснилась какая-то чушь…
У него, и верно, такое ощущение, будто ему привиделся дурной сон. Это был пароксизм смертельного страха, затуманивший на миг сознание, выключивший задерживающие центры. Брокару было очень стыдно, но вместе с тем на него сошло, наконец, безмятежное спокойствие, которое он тщетно призывал перед тем.
18. ПЕРЕД БРОКАРОМ ОТКРЫВАЮТСЯ ДАЛИ
Все произошло с такой быстротой, какая бывает только в сказках. Вот машина останавливается возле высокой, в человеческий рост, каменной ограды, сплошь увитой плющом. В стене дверь с вырезанным окошком, вывеска: «Американо-европейская ассоциация помощи». Дверь тотчас же открывается, и привратник, любезно улыбаясь, — видимо, Стамп ему знаком — впускает посетителей в небольшой, заботливо возделанный сад, полный ярких и пахучих цветов и прорезанный прямой, по нитке, дорожкой, ведущей к нарядному, из голубого кирпича, двухэтажному особняку. На пороге дома их встречает безупречно одетый, немолодой, рослый лакей, с чуть раскосыми глазами, почтительно склоняет голову и ведет через небольшой вестибюль и анфиладу строго, в современном стиле, обставленных комнат к внутренней, светлого дерева, лестнице. Нигде ни души, тишина. Наверх посетители поднимаются уже без лакея, тот остается внизу и провожает их взглядом, пока на площадке второго этажа они не поступают под опеку другого лакея, во всем схожего с первым, кроме разве раскосых глаз. Полукруглый вестибюль, несколько плотно закрытых дверей.
— Прошу, — тихо говорит лакей, подводит их к средней двери и стучит по ней сгибом пальца.
— Да-а! — слышится из-за двери.
Посетители входят в большой кабинет, окнами в сад, за стеклом полощутся на легком ветру кроны деревьев. По стенам книжные полки, почти посредине комнаты большой полированный письменный стол, за столом на небольшом крутящемся кресле сидит невысокий, толстенький человек с круглым белым лицом, с темными маслеными, ласковыми глазами и черными, полоской, усиками.
— О-о! — говорит он приветливо, встает с кресла и протягивает посетителям через стол свои короткие полные руки. — Прошу садиться!
Брокар, не ожидавший, что о н и предстанут перед ним в столь мало внушительном обличье, не без смущения пожал протянутую руку и опустился в одно из кресел, стоявших по краям стола; Стамп уселся в другое.
