сюда к восьми утра. А ушел в начале четвертого утра. На работе нахожусь двадцать часов в сутки. Вы считаете, что я мало работаю?
– Не мало. Безрезультатно.
– Откуда вы знаете?
Женщина замялась, но ответила.
– Ребята ваши курить вчера выходили. И люди услышали их разговор.
– Понял, – кивнул офицер. – Следователей и их бездарных помощников уволим. Я уйду по собственному. Дальше что?
– Сюда посадят толковых.
– Знаете, я хочу вам сказать, что кого бы сюда не посадили, они найдут в точности то же самое. Ничего. Потому что на месте аварии затоптаны все следы. Рельсы раскурочены поездом настолько, что эксперты так и не смогли дать стопроцентного ответа, были ли они испорчены кем-то нарочно, либо просто случился угон рельса из-за движения насыпи. Возможно, что сейчас вы возненавидите меня еще больше… Но я не уверен, что подростки, которых видела уйма свидетелей, испортили рельсы. Существовали ли эти подростки, вообще. Если бы вы слышали, насколько расходятся показания свидетелей, вы бы тоже в этом засомневались.
– Я не пытаюсь найти виновных любой ценой. Но не приведи случай оказаться вам на моем месте.
– У меня дома дочь. Ей пятнадцать лет. И она – самое дорогое, что есть у меня. Я готов разорвать в клочья каждого, кто причинит ей хоть малейший вред. Но это жизнь. И в ней случаются не только взлеты, но и болезненные падения. И, к сожалению, мне это неподвластно. Иногда я хочу запереть её в комнате, чтобы знать наверняка, что с ней ничего не случится. Я прекрасно вас понимаю. Если бы я вдруг остался без неё, наверное, я вел бы себя точно так же. Как офицер полиции, я призываю вас быть благоразумной. Как отец, я хочу просить Бога, чтобы он дал вам сил пережить всё то, что сейчас произошло с вами.
Женщина подняла голову и посмотрела на него таким долгим и внимательным взглядом, словно оценивая, насколько правдивы его слова. Офицер замолчал и просто смотрел на неё, призывая себя выдержать этот её настороженный взгляд.
– Я писала на диктофон наш разговор. Хотела использовать его против вас.
Она вытащила небольшую металлическую коробочку с кнопками из сумки и с нарочитым стуком бросила её ему на стол.
– До свидания, – попрощалась холодно, но без недовольства.
Щёлкнул шпингалет. Хлопнула дверь. Тяжелые шаги постепенно затихли.
Офицер всё смотрел на диктофон, так небрежно брошенный ему на стол. Толпа на улице выслушала женщину, вышедшую из здания управления. Покивав в такт её словам, они потихоньку разбрелись в разные стороны. Медленно, но верно площадка опустела.
Офицер этого не заметил. Его внимание еще долго было приковано к вещице, оставленной женщиной, так страстно желающей сместить его с занимаемой должности. Вот так поставишь в тринадцать лет перед собой цель. Идешь в заданном направлении большую часть своей жизни. А потом появляются люди, считающие, что ты в своей профессии просто профан. И всё летит в трубу. Несмотря на то, что жалобщик не прав. Но кто же будет в этом разбираться? Сегодняшним миром правят жалобы. Кто первый пожаловался – того и правда. А уж, кто виноват на самом деле, разбираться недосуг. Все работают на заверенные печатями и подписями бумажки для особо обиженных.
26 сентября. После школы.
«Подожди меня после уроков» – пришло сообщение от Мари как раз вовремя. Юта уже спускалась в гардероб вместе со Скрэпом, готовым, как обычно, проводить её до подъезда, чтобы оградить от настырного Джима. Забрав в окошке верхнюю одежду, ребята отошли к скамейкам, чтобы спокойно одеться, не толкаясь в фойе с шумными пятиклашками.
– Солитёр сегодня держался от тебя на расстоянии. Ты просила кого-то из своих поговорить с ним? – спросил Скрэппи, помогая Юте одеться.
– Нет, сама не понимаю, что с ним произошло, – пожала она плечами. – В любом случае, чем меньше он ко мне приближается, тем свободнее я себя чувствую.
– Мне самому иногда кажется, что поблизости мелькает его рыжая голова, – кивнул Скрэп, которого тоже порядком раздражал неприятный долговязый парень. – Паранойя.
– От него воняет еще постоянно каким-то свинарником.
– То есть он не через дуршлаг загорает? Это просто навозные брызги на его роже?
Скрэппи громко расхохотался от собственной шутки, и Юта тоже хмыкнула. Это действительно прозвучало забавно в контексте к внешности Джима.
– Скрэп, никто меня не понимает так, как ты. Я рада, что ты есть у меня.
– Не начинай свои трижды мерзкие нежности, – скривился он.
– Кстати, Марика попросила её подождать. Так что, давай уже вали домой, упырь, – обворожительно улыбнулась она.
– Сама упырь, – передразнил он. – В следующий раз в одиночку будешь отбиваться от Солитёра. Досвидос, амигос.
Помахав Скрэппи рукой, она села на деревянную скамейку и уткнулась в телефон.
«В гардеробе» – послала она сообщение Мари.
«Спускаюсь» – пришел ей ответ.
И, действительно, через несколько минут она уже была рядом. Наблюдая за подругой со стороны, как та нервно ищет номерок в сумке и дрожащей рукой протягивает его в окошко, Юта невольно сделала для себя вывод о том, что всегда сдержанной и рассудительной Марике ничуть не легче, чем ей самой. Судя по всему, находясь дома в постоянном напряжении под пристальным наблюдением отца, та, как и они все, сходит потихоньку с ума. Юта позволяла себе расплакаться, закрывшись в ванной комнате. Выворачивая кран с горячей водой до упора, она включала музыку в переносной колонке на полную громкость, вставала под обжигающие струи воды и рыдала во весь голос. Давая волю эмоциям, она могла упасть на колени, биться головой о кафельную стену и кусать губы до кровавых капель. Всё равно маме в спальне был слышен только оглушительный рёв колонки. После таких истерик из ванной комнаты она выходила новым человеком. Человеком, способным просуществовать еще один бесконечный день. Откуда брала силы Марика – для Юты оставалось секретом.
– Куртку у бомжа взяла потаскать? – мрачно спросила она, мельком оглядев верхнюю одежду подруги.
– Вообще – то, это моя старая куртка, – ответила Мари, наматывая шерстяной клетчатый шарф поверх затасканного до трещин дерматина.
– Если ты считаешь это удачным дизайнерским решением, то выбрось свои модные журналы в мусорное ведро. То, что впаривают массам модельеры, сами они никогда не надевают. Это заговор, Мари. Они хотят остаться единственными прилично выглядящими людьми в мире.
– Юта, если кто-то из свидетелей вдруг вспомнит желтый цвет, мелькавший среди деревьев, отец нас вычислит в два счета. Тебе надоело жить спокойно?
Они вышли из школы и не спеша направились в сторону оживленного перекрестка.
– Я бы не назвала эту жизнь спокойной. У меня глаз дёргается, когда
