Васил Каравасилев остался в Варне по приказу Васила Коларова для руководства подготовкой восстания в Варненской организации. В глубь страны отправился Боян Болгаранов, на которого Центральный Комитет возложил ответственные партийные задачи. В ближайшие дни из Советской России прибыли Кузман Стойков, Димитр Георгиев и еще несколько испытанных коммунистов для участия в подготовке восстания.
Васил Каравасилев мне сообщил, что после разгрома плевенского восстания в Варну приехали руководители плевенских коммунистов Павел Ламбов, Георгий Павлов и Атанас Линков, которые были вынуждены уйти в подполье. Предоставив себя в распоряжение Варненского окружного комитета, эти трое товарищей приняли непосредственное участие как в подготовке, так и в проведении Сентябрьского восстания в округе, а после его поражения вместе с Каравасилевым эмигрировали из Болгарии.
…Поздно ночью наша моторка легла в обратный курс. Я простился с Каравасилевым, на сердце у меня лежал камень. Родной город, боевые товарищи попали в беду. Единственным утешением служила мысль, что настоящий бой еще не окончен, что в ближайшие месяцы вся партия, все организации страны поднимутся единодушно, под общим руководством на бескомпромиссную классовую битву, и все муки будут стократно искуплены торжеством победы.
Август 1924 года, Севастополь.
Уже больше года мы переправляем оружие морем. До начала Сентябрьского восстания нам удалось переправить несколько лодок с оружием, которое товарищи из Варненской и Бургасской организаций принимали и распределяли в округе и по всей стране. Позже, когда восстание вспыхнуло и было подавлено, мы временно прекратили наши тайные рейсы. Нужно было разобраться, жива ли партия после жестокой расправы. Вести с родины приходили печальные, но обнадеживающие.
Партия болгарских коммунистов выдержала страшное испытание. Руководимая боевым Центральным Комитетом во главе с Василом Коларовым и Георгием Димитровым, она подняла первое в Европе вооруженное восстание против наступающего фашизма. Ей не удалось победить — враг был сильный, коварный, свирепый; но партия уцелела, накопила опыт, извлекла урок, воспитала тысячи борцов, которые знали, под чьим знаменем сражаться.
Продолжалась подготовка к новому восстанию. Разбитые партийные организации во всей стране залечивали раны, боевые группы — пятерки и десятки — проводили занятия с необученными, устраивали тайники, создавали сеть боевой организации. Никто не сомневался, что знамена, спасенные во время разгрома восстания, будут развеваться вновь. Требовалось оружие. Много оружия. Не то могли повториться печальные события сентября двадцать третьего года. Политэмигранты, которым удалось найти убежище в Югославии, возвращались в родные места, восстанавливали местные организации, прятали оружие в горах, чтобы быть готовыми, когда пробьет час.
Они из Югославии, а мы — с моря.
Молодая республика Советов, совсем недавно отбившая удары белогвардейцев и всевозможных интервентов, защищавшая свое право на жизнь, вставшая на ноги, протянула руку помощи нашему народу, выделила оружие. Осмотрев его, я чуть не вскрикнул от удивления. Это было оружие, отобранное у разбитых белогвардейских армий Деникина и Врангеля. То самое, которое государства Антанты изъяли у нашей армии в соответствии с мирным договором и, вместо того чтобы его переплавить, уничтожить или потопить в море, как того требовал договор, отправили контрреволюции; то самое оружие, которое перевозилось в запломбированных вагонах: я узнал ящики. Части его теперь суждено вернуться туда, откуда оно было вывезено господами, которые надеялись спасти обреченный мир. Попадалось также новое английское, французское, немецкое, чехословацкое оружие, взятое в качестве трофеев после разгрома интервентов.
С помощью советских товарищей мы спешно организовали небольшую столярную мастерскую. Под моим руководством (благо я был когда-то столяром) опытные мастера принялись изготовлять деревянные ящики для упаковки оружия. Используя как образцы случайно уцелевшие фабричные ящики, в которых оружие было доставлено сюда, мы смастерили несколько сотен новых четырех или пяти видов — для винтовок, пистолетов, пулеметов, гранат и патронов. Ящики нужно было делать с расчетом, чтобы один ящик могли без труда поднять и перенести два человека. Для большего удобства к ним приделывались по две веревочные петли.
Разумеется, мастерская работала в строжайшей тайне. Никто, кроме соответствующих органов, не должен был знать, что в ней изготовляется и для чего: Севастополь, один из важных военно-морских портов и стратегических центров Советской России, находился под прицелом империалистических разведок, можно было ожидать, что там действуют шпионы.
В нашу задачу входили также пристрелка, технический осмотр и смазка оружия, мы строго следили, чтобы оно было в абсолютной исправности.
Мы отправили десять парусников, груженных винтовками, пулеметами, револьверами, боеприпасами; пулеметы были тяжелые — марки «Шварц-Лозе» (немецкие) и легкие — марки «Льюис» (английские); гранаты главным образом французские, то же самое можно сказать и о большой части винтовок, а револьверы — типа «наган».
В дождливую ночь мы отправились на пристань. Было лето, но погода стояла холодная, с моря дул пронизывающий сырой ветер.
Пристань была безлюдна. Малые и большие корабли, всевозможные парусники, яхты и лодки застыли неподвижно у бетонных причалов. Не видно ни моряков, ни портовых грузчиков, ни служащих центральных торговых складов. Только часовые и парные патрули, подобно призракам, возникающие из густого утреннего сумрака, ровным шагом проходят вдоль военных кораблей и направляются дальше к запретной зоне.
Мы вступили на маленький мостик, переброшенный между причалом и парусниками. Из небольшой каюты показался владелец небольшого парусного судна.
— Доброе утро, — приветствовали мы его. — Все ли готово?
— Готово, — доложил лодочник, спокойно глядя нам в глаза. Потом, кивнув головой в сторону моря, сказал: — Не нравится мне. И ветер, и небо…
— И нам тоже, — покачал я головой в знак полного с ним согласия. — Но ты ведь знаешь, надо.
Говорил только я. Остальные молчали, и старый лодочник, видевший их в первый раз, не обратил на них внимания. Старый морской волк. Однажды я уже плавал с ним к нашим берегам и имел возможность оценить его качества по достоинству — непреклонный, сообразительный. На паруснике все подчинялись ему беспрекословно. И не зря.
