Ольшак посмотрел на куклу с явным удивлением, потом взял ее со стула и расправил на ладони.
— Откуда ты его взял? — спросил он.
— А ты что, видел когда-нибудь такого?
Странно! Точно такой же тряпичный клоун лежал на тахте в квартире Сельчика. Ольшак обратил на него внимание, так как это была единственная вещь, свидетельствующая о том, что квартиру магистра навещала женщина. Ведь только женщины любят такие безделушки.
— Ты видел такого? — переспросил Керч.
Ольшак рассказал.
— Теперь их два. — В голосе майора послышалось легкое замешательство. — Нужно было отдать его тебе еще несколько дней назад, да, прости, забыл. Наши люди нашли его под дверью ювелирного магазина, когда приехали туда после взлома. Ювелир не знает, откуда он взялся.
Инспектор спрятал клоуна в карман. До Варминьской улицы было недалеко. Ольшак шел вдоль стареньких домишек, карнизы и украшения которых были изрешечены пулями еще в сорок четвертом году. Несколько шагов от центра, и уже маленькие дети играют посреди улицы, водитель автобуса жмет на сигнал, пожилая женщина с сеткой, полной яблок, стоя на краю тротуара, с ужасом смотрит на цветной мячик, который катится прямо под колеса. Ольшак вспомнил, как стоял на этом углу в сорок пятом, с автоматом, в штатской одежде, с повязкой; из окон второго этажа спускался бело-красный флаг, на балконе стоял Тадек Кшемский. А когда раздался выстрел и Тадек оперся грудью о барьер, все сначала думали, что ничего не произошло. Парня, который стрелял, потом поймали (это было самое первое дело Ольшака в милиции). Убийца ничего не говорил, а они, такие же молодые парни, как и он, допрашивали его много часов подряд, наконец Ольшак не выдержал и сказал, что больше не может. Он целыми часами ходил под этим балконом, на котором погиб Тадек. Тогда же он решил бросить работу в милиции, но ему сказали, чтобы он не был бабой, и послали в офицерскую школу, а он еще много лет не мог забыть лица того парня, что стрелял в Тадека.
Внезапно Ольшак оказался в толпе, старенькие домишки исчезли, и перед ним развернулись частные магазины. Проходя мимо ювелирного магазина Броката, Ольшак отметил про себя новые металлические жалюзи на витрине. Потом он миновал модный салон Адамца, шляпную мастерскую Василевского, наконец, знаменитую кондитерскую Ратайя. Магазин Антония Спавача располагался немного дальше, среди других похожих, как близнецы, магазинчиков, торгующих кофточками, сумочками и всякими заграничными мелочами, происхождение которых зачастую было довольно темным.
У витрины стояло несколько женщин, однако в магазине было пусто. Элегантная блондинка при виде инспектора улыбнулась очаровательной улыбкой, а когда он спросил о пане Спаваче, без слов исчезла в задней комнате. Пока она отсутствовала, Ольшак разглядывал кофточки, подумывая про себя, что хорошо бы прийти сюда с женой, если в октябре он получит премию. Вдруг на нижней полке среди дамских сумочек он увидел тряпичного клоуна, точно такого же, как тот, что лежал у него в кармане и которого он видел у Сельчика. Те же тоненькие ножки, цветастый колпак и большие голубые глаза из бусинок.
— Вы ко мне?
Антоний Спавач, безукоризненно одетый, уже седеющий мужчина высокого роста, был похож скорее на дипломата, чем на торговца.
Ольшак представился. Лицо Спавача осталось спокойным, на нем была все та же ласковая улыбка. Он попросил инспектора пройти в заднюю комнату, где они и расположились среди коробок и ящиков, в беспорядке наваленных у стен.
— Чему я обязан столь неожиданным визитом?
— Мы получили донесение о попытке ограбления вашего магазина, — сказал Ольшак, сделав ударение на слове «попытка». — Это правда?
Спавач бросил на стол пачку американских сигарет и равнодушно сказал:
— Если кто-то и пытался, то так ловко, что я даже не заметил.
— Давно у вас этот магазин?
— Седьмой год, — опять улыбнулся Спавач. — Очевидно, судьба одарила меня счастьем и хорошими замками. Никто ничего никогда не крал, пан инспектор, а если бы что-нибудь и пропало, то к кому бы я обратился, как не к вам, в нашу дорогую милицию?
Инспектор взял со стола сигарету и полез в карман за спичками. Рука его наткнулась на лоскутного клоуна. Ольшак зажал его в ладони и, когда Спавач протянул ему зажигалку, посадил куклу себе на колено. Это было сделано не преднамеренно, но Ольшак сразу заметил, как Спавач побледнел, стряхнул пепел на брюки и с трудом овладел собой. Замешательство продолжалось одно мгновение. Затем ласковая улыбка снова заиграла на губах торговца.
— Вы любите игрушки?
— Люблю, — сказал Ольшак. — И в этом, по-моему, наши вкусы сходятся. Не скажете, где вы купили своего?
Спавач заколебался.
— Не понимаю…
— Я имею в виду клоуна на полке с сумками. У вас ведь такой же, только мой одноглазый.
Торговец засмеялся.
— Вы заметили? Ходила как-то из магазина в магазин какая-то баба, может, нищенка, может, незаконная торговка, и носила тряпичные игрушки. Ну я и купил из жалости, и, думаю, не только я.
— У вас тогда ничего не пропало?
— Избави бог, пан комиссар.
— Ну уж если вы хотите меня титуловать, то я не комиссар, а инспектор.
— Я невероятно тронут, пан инспектор, — фразы Спавача были вежливыми до приторности, — неустанной заботой нашей милиции о частной собственности рядового гражданина, но мне действительно не на что жаловаться. Если только на финуправление. — Он встал. — Может, выпьем? Рюмка мартини нам не повредит.
Инспектор не отказался. Он смотрел, как Спавач наполняет рюмки: сначала несколько капель себе, потом осторожно, чтобы не пролить, тоненькой струйкой наполнил его бокал.
— Не правда ли, забавно, что человека могут подозревать в действиях, совершенных во вред себе? А если, допустим, я не сообщил бы о краже в своем магазине, это что, преступление?
— Вас это интересует?
— Чисто теоретически, пан инспектор.
— Сокрытие преступления карается законом.
Спавач широко улыбнулся.
— Конечно, если преступление имело место. Если человек установил, что на его собственность кто-то покушается.
Инспектор положил клоуна на ладонь. Смешное тряпичное создание с одним глазом все же притягивало к себе Спавача. Ольшак допил мартини и какое-то время прислушивался к диалогу красивой продавщицы с клиенткой.
Дамская кофточка, последний крик парижской моды, утверждала продавщица, сидит на покупательнице как влитая и стоит тысячу злотых.
…В управлении дел было немного. Допрос Козловского Ольшак перенес на следующий день. Интересно, откажется ли он от своего признания в краже? Придется его выпустить, самое большее, отругав за то, что он хотел ввести в заблуждение милицию. Ольшак был уверен, что Козловский что-то скрывает, чувствовал, что речь идет о более важных вещах, чем простая кража, и что страх молодого человека имеет под собой почву. И наконец, было еще кое-что, касавшееся его лично, о чем он все еще не хотел думать.
