— Арак?
Де л'Орме, вопреки своему обычаю, даже не отпустил шутку.
Сантос вернулся бегом, неся в руке старый японский карабин. Молодой человек был весь в грязи и запыхался.
— Ушел, — сообщил он. — И бросил оружие прямо в грязи. Но сначала расстрелял все патроны.
— Похоже, отправился повеселиться с внуками, — сказал де л'Орме.
— Не уверен.
— Не тигры же его съели.
Сантос опустил ствол.
— Нет, конечно.
— Если считаешь, что так будет надежнее, заряди карабин, — предложил де л'Орме.
— У меня нет патронов.
— Тогда мне даже спокойнее. Пойдем.
Рядом с пастью Кали, у основания сооружения, они свернули с дорожки направо и миновали небольшой навес из банановых листьев, где, по-видимому, и отсыпался Прам.
— Видите? — спросил Сантос.
Грязь была истоптана, словно тут дрались.
Томас разглядел яму. Она походила на арену сражения. Под землю уходила дыра, вокруг торчали корни деревьев и лежали кучи земли. Сбоку примостились каменные плиты, похожие на крышки от люка. О них де л'Орме тоже писал.
— Ну и месиво, — сказал Томас. — Вы тут сражались с самими джунглями.
— Вообще-то мне хочется поскорее с этим покончить, — пробормотал Сантос.
— Изображения там, внизу?
— На глубине десяти метров.
— Так можно мне спуститься?
— Конечно.
Томас начал осторожно спускаться по бамбуковой лестнице. Перекладины были скользкие, а его обувь никак не годилась для лазанья.
— Поосторожнее там! — крикнул сверху де л'Орме.
— Я уже внизу.
Томас поднял голову. Казалось, он смотрит вверх из глубокой могилы. Под бамбуковым настилом хлюпала жидкая грязь, размокшие стены с бамбуковыми подпорками могли обвалиться в любой момент.
Следующим полез де л'Орме. Много лет ему приходилось спускаться и подниматься по лесам археологических раскопов. Под его легким весом лестница почти не дрожала.
— Ты по-прежнему лазаешь, как обезьяна, — позавидовал Томас.
— Сила тяжести помогает, — усмехнулся де л'Орме. — Подожди, посмотришь, как я буду карабкаться обратно.
Он запрокинул голову.
— Все в порядке, — крикнул он Сантосу, — лестница свободна! Можешь спускаться.
— Сейчас, я только осмотрюсь.
— Так что ты думаешь? — спросил де л'Орме у Томаса, не зная, стоит ли тот еще рядом или нет. Томасу требовался фонарь помощнее, чем тот, которым пользовался Сантос. Он достал из кармана свой собственный и включил.
Колонна была сложена из вулканического камня и для джунглей сохранилась на удивление хорошо.
— Чистая, очень чистая, — сказал иезуит. — Можно подумать, она стояла в пустыне.
— Sans peur et sans reproche, — произнес де л'Орме. — «Без страха и упрека». Никаких изъянов.
По профессиональной привычке Томас сперва оценил материал, затем содержание. Он посветил фонарем на край изображения — детали были четкими, камень нисколько не разрушился. Должно быть, сооружение оказалось погребено, не простояв на воздухе и ста лет.
Де л'Орме протянул руку и положил ладонь на колонну, пытаясь сориентироваться. Слепой знал все на ощупь и теперь хотел что-то найти. Томас светил на тонкие пальцы.
— Прости меня, Ричард, — произнес де л'Орме, обращаясь к стене, и Томас увидел монстра около четырех дюймов в высоту.
Тот протягивал вверх собственные внутренности, словно предлагая их кому-то в жертву. Кровь текла с рук на землю, из которой прорастал цветок.
— «Ричард»?
— Да, я всем дал имена, — сказал де л'Орме.
Ричард был одним из многих. Колонна так пестрела изображениями пыток и увечий, что неискушенный глаз не смог бы отделить один сюжет от другого.
— А вот Сюзанна. Она потеряла своих детей, — представил де л'Орме женщину, держащую в обеих руках по мертвому ребенку. — А вот три джентльмена, я их называю мушкетерами. Один за всех и все за одного. — И он указал на тройку пожирающих друг друга уродов.
Тут было нечто худшее, чем извращение. Казалось, тут представлены все виды страдания. У существ было по две ноги и отстоящий большой палец, на телах — звериные шкуры, на головах — рога.
В остальном они не отличались от бабуинов.
— Интуиция тебя не подвела, — сказал де л'Орме. — Вначале я думал, что здесь изображены врожденные уродства или мутации. Но теперь я думаю, а может, это какие-то ныне вымершие гоминиды?
— А что, если тут запечатлены чьи-то психополовые фантазии? — предположил Томас. — Например, ночные кошмары человека, чье лицо ты описывал?
— Неплохо бы, если так, — заметил де л'Орме. — Но не думаю. Предположим, наш мастер-ваятель захотел выразить свое подсознание. Пусть фигуры — из его кошмаров. Однако здесь поработала не одна рука. Чтобы вырезать эту и остальные колонны, понадобилось бы не одно поколение ремесленников. Другие мастера добавили бы свои собственные мысли или чувства. Здесь были бы сцены охоты, или земледелия, или придворной жизни, или изображения богов. Ведь верно? А мы видим исключительно одни истязания.
— Но не думаешь же ты, что это изображение реальной жизни?
— Именно что думаю. Такую реалистичность и безнадежность не выдумать.
Де л'Орме водил руками посередине колонны.
— А вот и само лицо, — сообщил он. — Лицо человека, который не спит, не погружен в размышления, который в полном сознании.
— Так где же лицо? — поторопил его Томас.
— Вот, смотри.
Де л'Орме эффектным жестом погладил середину колонны на уровне глаз. Но ладонь коснулась голого камня, и лицо его замерло. Казалось, де л'Орме потерял равновесие, как человек, который нагнулся слишком далеко вперед.
— Что? — спросил Томас.
Де л'Орме поднял руку — под ней ничего не было.
— Как же так?! — закричал он.
— Что такое? — переспросил Томас.
— Лицо. Вот это место. Оно находилось вот здесь. Его кто-то стер!
Под пальцами де л'Орме был вырезан круг. По краям виднелись остатки волос, внизу — шея.
— Лицо было здесь? — уточнил Томас.
— Кто-то его уничтожил!
Томас рассмотрел соседние изображения:
— А все остальное оставил? Но почему?
— Какая подлость! — простонал де л'Орме. — А у нас ни одного снимка. Как такое случилось? Сантос был тут вчера весь день. А потом дежурил Прам, пока… пока не ушел, черт его побери.
— Может, это Прам?
— Прам? Зачем ему?
— А кто еще знал?
— Хороший вопрос.
— Бернард, — сказал Томас, — все очень серьезно. Похоже, кто-то хотел, чтобы именно я не увидел лица.
Его замечание озадачило де л'Орме.
— Это уж слишком. Уничтожать изображение только ради того…
