Водолаз ушел под воду. Прошло несколько напряженных минут. Непрерывно от компрессора подавали воздух. Зеленцов сообщил, что он на грунте и чувствует себя хорошо. Прошло еще десять минут, и послышался встревоженный голос из глубины:
— Лодку обнаружить не удалось... Но я вижу кое-что...
На борту «Кассиопеи» поднялся переполох.
— Черт бы вас побрал! Вы безмозглый идиот, Боб! — брызгал слюной Тэккер.— Как могло случиться, что аварийный буй свалился в воду? Это же улика против нас!
Кестер пожал плечами: он и сам не мог понять, куда девался буй. Сняв ласты и шлем- маску, он всего лишь минут на пятнадцать спустился в салон, чтобы согреться и выпить рюмку виски. Потом поднялся на палубу, поговорил немного с Дильворти, вернулся к брезенту — буй исчез! «Кассиопея» изменила курс на обратный, но буй так и не был найден.
Когда на горизонте был замечен свет советских кораблей, «Кассиопея» отошла миль на пять на юго-восток и бросила якорь.
Тэккер с нетерпением ждал гидросамолета: «ему хотелось как можно скорее избавиться от Дорофеева, Румянцева и Баженова.
А в каюте в это время происходил такой разговор.
— Нас заперли,— сказал Баженов.— Я своими глазами видел, как этот Кестер втаскивал на палубу аварийный буй...
— Нужно сейчас же потребовать у них объяснения!— заволновался Румянцев.— Мы в конце концов не пленные...
Но уже этой ночью произошло событие, которое глубоко взволновало всех троих. Во втором часу ночи послышался легкий шум и в иллюминаторы ударил яркий свет. Баженов подскочил к иллюминатору и что есть мочи закричал:
— Наш корабль!
Да, это был эскадренный миноносец поисковой группы. К несчастью, он сделал разворот и подошел к судну с левого борта.
Баженов нажимал на все кнопки, дубасил кулаками в дверь, но никто не подходил.
Через полчаса дверь открылась. На пороге стоял Кестер, за ним виднелись головы еще пяти человек.
— Мистер Тэккер приказал перевести вас в другую каюту,— произнес он холодно.
— Мы требуем, чтобы нас немедленно перевели на советский корабль,— сурово сказал Дорофеев.— Мы не пленники.
— Вы плохо цените гостеприимство,— криво усмехнулся Кестер.— Вы оказались на нашем судне, мы спасли вас от гибели, и вы обязаны подчиниться нашим правилам и законам. «Кассиопея» не собирается никуда уходить. Ваше командование знает, что вы находитесь здесь. Но ввиду плохого состояния погоды советский корабль не смог подойти к борту судна. Спускать на воду шлюпку в такой шторм — безумие! Решено оставить вас здесь до утра.
— Но почему же нас переводят в другую каюту?
— На этот счет у мистера Тэккера есть свои соображения. Я знаю, что сегодня или завтра с островов должна прибыть почта. Возможно, профессор Тэккер решил разместить в этой каюте экипаж гидросамолета. Вам не надо волноваться, мистер Дорофеев. Мы — ученые и, следовательно, далеки от политики.
Дорофеев хотел спросить про аварийный буй, но что-то удержало его.
Всех троих перевели в новое помещение, чуть ли не в трюм. Здесь не было иллюминаторов, лишь тускло светилась электролампа.
— Да, мы, кажется, в плену,— мрачно проговорил Дорофеев.— Но наши корабли где-то совсем близко... Если бы удалось подать им сигнал...
Лицо его исказилось от гнева, кулаки сжались. Медлить было нельзя. Нужно принимать решение. В силу странных обстоятельств он и вверенные ему люди очутились на борту американского судна. Он остался командиром, хотя и не знает ничего о судьбе своей подводной лодки. Он отвечает за жизнь ученого Румянцева, за жизнь матроса Баженова, за их и свое поведение. Плен или гостеприимство? Нет, с гостями так не поступают. И здесь все то же попрание всяких международных правил, все та же политика силы. Мистер Тэккер, по-видимому, не знает, чего можно ожидать от трех советских людей, захваченных им. Но он, Дорофеев, знает, чего можно ожидать от мистера Тэккера. Все заверения Кестера — гнусная ложь. Если бы все обстояло так, как пытается объяснить этот Кестер, то командир советского корабля все же нашел бы способ уведомить Дорофеева о том, что о судьбе трех советских людей с подводной лодки известно командованию. Шторм в подобном случае не помеха. Их могли бы выпустить на палубу, можно было переговорить по радио. Но Тэккер, руководствуясь какими-то своими соображениями, не сообщил командиру корабля, что Дорофеев, Румянцев и Баженов находятся на борту его судна.
На лбу Дорофеева вздулась жила. Он кипел от бессильной ярости. Что предпринять? Как дать знать о себе? Проломить дверь и силой захватить шлюпку? Но подобная попытка вряд ли увенчается успехом. Кроме того, Румянцев слишком слаб. Грубой силе Тэккера нужно противопоставить хитрость. Постепенно в уме капитана Дорофеева созрел план. Этот план не был безукоризненным. Он мог потерпеть и неудачу. Однако всякое действие лучше бездействия. Да, все зависит от обстановки. Советский корабль!.. Как он очутился в этих пустынных водах? Что это — помощь или случайная встреча корабля и «Кассиопеи»? Хорошо ли успел рассмотреть Баженов корабль? Может быть, какое-нибудь рыболовецкое судно? Баженов уверяет, что видел эскадренный миноносец. Военный корабль... Значит, нас ищут. И Тэккер здесь ни при чем. Тэккер никуда и ни о чем не сообщал. В противном случае все обстояло бы по-другому, .их тотчас бы отпустили. С корабля сразу бы подали шлюпку.
Значит, корабль пришел по зову подводной лодки! Они живы!.. Они запросили о помощи...
Дорофеев вскочил и зашагал по каюте. Все, что было до этого, показалось дурным сном. Экипаж жив, действует, а он, командир, околачивается на этой «Кассиопее»!.. Нельзя ждать ни минуты, ни секунды... Если даже придется расшвырять их всех...
— Матрос Баженов!
— Есть!
— Инженер Румянцев очень слаб. Его нельзя оставлять одного у американцев. Я буду оберегать его, а вы добирайтесь до своих...
Дорофеев шепотом изложил свой план. Глаза у матроса заблестели.
