В программу лагерного сбора входили и соответствующие часы приобретения навыков хождения на шлюпках, в том числе и под парусом. Под руководством капраза в составе трёх шлюпок будущие подводники выходили в свои первые плавания. Они осваивали просторы озера, несколько превысив отведённое число часов в соответствии с программой.
Утром, полные сил и энергии наши мореплаватели садились в шлюпки- шестёрки, ложили руки на вальки вёсел и, дождавшись команды – «вёсла на воду», под чёткий, многократно повторяемый такт отсчёта своих шлюпочных старшин: И-и-и раз! И-и-и раз! … уходили в мечту желанного путешествия по живописным водным маршрутам озера. Соревнуясь, форштевни шлюпок стремительно разрезали водную гладь, в которой отражался весь мир окружающей природы: солнце, небо, парящие чайки и другие птицы, опрокинутые вековые сосны и ели побережья лесного бора. Чтобы подкрепить свои силы, они высаживались в безлюдных бухточках, где нетронутые малинники и заросли черники были особенно обильными. Наполнив желудки вкусной ягодой, ощутив прилив положительных эмоций, довольные жизнью курсанты прыгали и резвились, безобидно подшучивая друг над другом.
Характерные реакции первокурсников на ситуации и поступки при решении ими возникших житейских проблем, порождали метко пристающие прозвища. Дмитров Слава по прозвищу «Лярва», с кисловато-сладким перекосом прищуренного лица, был способен на всё: на поступки хорошие и на поступки плохие. Правда, подвох в его поступках явно превалировал.
Наши мореплаватели, наконец, насытились и, несколько поутихнув, собирались у шлюпок, занимали места гребцов, готовясь отвалить от берега. Невозмутимый крепенький Коля Суриков по шлюпочному расчёту гребцов был загребным. Он по-хозяйски разместился на банке в ожидании дальнейших распоряжений и команд. Позади Николая с хитрой рожей, как в народе говорят – « с шилом в заднице», ёрзал Лярва.
Вдруг невозмутимый Суриков побледнел, икнул и дрожащими губами пролепетал: «Мамочки…». Затем, срывая с себя тельняшку, прыгнул на берег и начал трясти задом, пытаясь, что-то вытряхнуть. Комочек живого существа вывалился через штанину его «робы» и попрыгал к воде.
- Жаба…? – хором, удивлённо, констатировали увиденное ближайшие курсанты.
- Жаба, жаба! - пряча глаза, подтвердил Лярва.
- Да, жаба…- тихо осуждающе произнесли остальные курсанты, глядя в сторону Дмитрова.
С рождением коллектива и его развитием, индивидуальность мышления первокурсника неминуемо должна была потесниться и дать место росту новым интересам общественной философии и жизненных устоев, формирующих его, как личность в целом.
Однако частенько в курсантских глазах просвечивалась тоска по «маме и папе», вольностям былой гражданской жизни, друзьям, товарищам детства и юности.
В повседневной деятельности маленького собрания индивидуумов ситуация жизненных поступков каждого из них прицельно говорила «кто есть кто», вызывала антипатию или взаимную симпатию, ставила барьеры дальнейшему сближению или связывала крепкими узами общности интересов мужской дружбы. Измотанные трудами прожитого дня, с «отбоем» они уже не падали замертво, погружаясь в глубокий сон. У них появилось время для бесед и общения, в которых они делились жизненным опытом и взглядами на его появление, шутили, рассказывали анекдоты, то есть, как говорят на флоте – «травили байки».
Тематика «травли» иногда была чисто случайной, больше посвящалась делам военно-морским, но не исключала вопросов философии взаимоотношений людей между собой и природой.
Обычно одессит Володя Овчинников – по кличке «Овен», тихим, с хитринкой одесской издёвки голосом, предлагал «перлы» морской тематики:
- Тёмная ночь, месяц март, лужи талого снега. Впереди светятся три ярких зелёных огонька: два по вертикали, один чуть левее нижнего. Вопрос: кто такой?
Эрудит Лёня Позолотин – прозванный «Хиной», нашёлся быстро:
- Огни тральщика без хода!
- Давай-давай, посмотрите, как поспешностью он вводит в заблуждение живых людей! Держите меня за обманутые ожидания потому, что я падаю в мартовскую лужу рядом с тральцом Валерия. Ответ не верен! Шевелите мозгой на землю, ближе к природе – давал подсказку Овен.
- Не томи нас! Выкладывай, что за экскаватор вытаращил зелёные зенки и мутит наши
души, - не выдержал кто-то.
- Боже мой, куда вы спешите? Куда!? Дайте возможность коту любить кошку. Ведь он - избранник, от усердия и удовольствия, прицеливаясь, закрыл один глаз, а два нижних – излучают счастье любви кошки к будущим котятам.
Товарищи Антона тихо улыбались такому повороту дела и, в образовавшемся затишье невольно задумывались о счастье человеческом.
- Какую смысловую нагрузку носит выражение «счастье» во времени и пространстве применительно к человеку в относительном сравнении с понятиями добра и зла? – не единожды, хотя бы для себя, пытался уяснить Антон Липовецкий. Вспомнилась поучительная байка, рассказанная отцом:
На Земле разгулялась несправедливость: богатые – богатели, сдирая последнюю «шкуру» с бедняков; бедные – беднели, потеряв всякую надежду на лучшие времена, отдавали без ропота последнюю копейку; посредники – священнослужители, уговаривали бедных не противиться насилию и подставлять вторую щеку для удара своим обидчикам. В свою очередь церковь «трясла» кружкой, требуя «на пропитание» уже добровольных пожертвований. Богатые – пытались умаслить бога и откупиться от содеянных грехов. В виде взятки богу на неправедные деньги строили храмы, церкви, соборы, синагоги, мечети – божьи дома грехов человеческих. Все они – бедные и богатые раболепно били земные поклоны, вымаливая у бога благодати. Каждый – просил о чём-то своём…. О чём?
- Боженька! Неужели ты не слышишь их воплей и не видишь несправедливость, воцарившуюся на Земле, - взмолился святой Пётр. – Пока там окончательно не утвердился дьявол, пора тебе, боже, спустится на Землю и навести там божеский порядок.
- Правда, Пётр, твоя правда! – промолвил бог. - Так, как воля божья – закон, то, находясь в безбрежности, вынырнул он на земной тверди не в благодати храмов ему построенных, а на окраине богом забытого села.
- Да, - подумал бог, - прав Пётр, тут сама нужда вопит, взывая к богу о справедливости.
Понимая необходимость сотворения уже припаздывающего чуда, бог осматривался в поисках предмета воплощения своих замыслов.
По ухабистой дороге сельской улицы, мимо безмолвных заброшенных хат, еле переставляя ноги, в ободранном ватнике, то ли от щедрот пожалованной Западом в виде гуманитарной помощи куртке, брёл в никуда, заросший давно не бритой щетиной волос, житель этого села Иван.
